Мальчик был взволнован. Они с Лайошем быстро шли по длинной дороге сначала мимо кладбища, затем мимо Восточного вокзала в парк; спешили, поэтому шли молча…
В «Зеленом охотнике» Мартона муштровал сначала г-н Вельдеши, затем он передал его булочнице. Мартону она показалась очень почтенной, потому что носила пенсне.
— Сколько тебе лет? — спросила булочница.
— Десять исполнилось.
— Есть у тебя залог? — Но об ответе она догадалась по лицу, а главное — по босым ногам мальчика, и поэтому, не дождавшись, продолжала: — Не улизнешь с деньгами?
— Что вы…
Лайош Рошта перебил его:
— Это не такой парень. Я знаю его семью. Ручаюсь за него.
— Ну, все равно, на первый раз получишь только двадцать пять штук. Если продашь их и принесешь деньги, то получишь еще двадцать пять. До того как соберется народ, ты должен продать семьдесят пять штук, тогда я тебе дам еще пятьдесят. Но будь ловким и не жалей глотки. Если улизнешь, проценты останутся за нами, да еще и полицейского пошлю за тобой. Понял? Где ты живешь?..
Мартону казалось, что никогда в жизни не был он так счастлив. Ему дали плоскую плетеную корзинку, отсчитали Двадцать пять рогаликов и десять крендельков, и он отправился.
— Свежие рогалики с маком, соленые крендельки!
Он бегал как безумный. К четырем часам продал уже три корзинки, заработал пятнадцать крейцеров. Он носился, орал, бегал в танцевальный зал, оттуда в сад, к эстраде, к кегельбану, в ресторан.
— Свежие рогалики с маком, соленые крендельки! Есть еще несколько штук!..
В десять часов произвели расчет. Мартон получил шестьдесят восемь крейцеров и два рогалика в подарок. От беготни он очень проголодался, поэтому рогалики съел тут же. Женщина в пенсне перед уходом обратилась к ним:
— На следующей неделе будет Первое мая. Приходите накануне. Парк будет открыт всю ночь!
— Придем! — крикнули ребята в ответ.
Они побрели домой. В парке было очень темно; деревья, низко кланяясь, кивали головами. Сбоку, у аттракционов, торчало всего несколько человек. Продавцы воздушных шаров и песенников подсчитывали выручку. Перед палатками светили лампионы. Дул прохладный ветер, апрельская ночь разостлалась над деревьями; босые ноги Мартона замерзли. Когда они дошли до театра Фельд, все палатки уже были закрыты, только слепой скрипач играл и дочь его пела:
Если выйду я на кладбище…
Ворота были уже закрыты. Лайош Рошта расстался с Мартоном еще на площади Барош.
— Я спешу, а то завтра в пять часов утра я должен молоко разносить.
Мартону вдруг сделалось больно, что надо расставаться, и он хотел сказать: «Приходи обратно к нам», — но, зная, что этого нельзя, спросил:
— Лучше там, чем у нас?
— Какое там лучше! Но что же мне делать? Отец твой уволил меня. Да ведь у него самого не хватает работы.
Мартон направился домой один. По дороге вдоль кладбища не встретилось ни души. На кладбище шелестели ветви деревьев и ветер задувал газовые фонари, так что желтые мотыльки огня бились и задыхались. Мальчику было холодно босиком и в одной курточке.
Какой-то человек шел за ним: тогда Мартон замедлил шаг, пропустил его вперед и заторопился вслед, чтобы не оставаться одному около кладбища. Он немного побаивался: что скажут дома, что он так поздно пришел? — и сжимал в кармане деньги. «Наверно, старик стоит в дверях мастерской. Только бы не ударил прежде, чем я все не расскажу. Положу ему в руку заработок, хватит на завтрашний обед».
На улице Луизы было уже темно, только на углу улицы Магдолна горел одинокий фонарь; запер свою лавку и Иллеш.
Мальчик пришел домой. Но отец не ждал его. Мартон тихо открыл дверь мастерской — там мерцал ночник, ребята спали на тюфяке.
— Мартон, это ты? — спросила мать, уже лежавшая в кровати.
— Я, мама.
— Говори тише и быстренько ложись, не разбуди отца, а то он тебе все кости переломает. Где ты шатался?
— Рогалики продавал.
При этих словах г-н Фицек, делавший вид, будто спит, сел в постели.
— Рогалики, сынок? — спросил он. — И сколько же ты заработал?
— Шестьдесят восемь крейцеров.
Мартон вытащил деньги из кармана и положил на ладонь отца.
Фицек бросил взгляд на монеты.
— Верно, Берта, правильно: шестьдесят восемь крейцеров. Ну, сынок… ужинал ты?
