Через полчаса новые башмаки были готовы. Он положил их на этажерку рядом с колодками и крикнул в «комнату»:
— Чтоб бог изувечил мою специальность! Будь прокляты все сапожники! Ну, теперь меня уже привели в порядок.
Заказчик унес ботинки «домашнего изделия». А когда через две недели Отто понадобились башмаки, Фицек рассчитал, что у Агулара дешевле можно купить, чем стоит один материал. И купил. Когда же сын, надев башмаки, стал ими любоваться и сказал, что таких прекрасных башмаков у него еще не было никогда, г-н Фицек так толкнул верстак, что инструменты и гвозди рассыпались по всей мастерской.
4
Третью неделю продолжалась стачка на оружейном заводе. За это время весна совсем раскрыла почки деревьев, и свежие зеленые листья тихо шелестели на апрельском ветру. На небе в огромной синеве плавали крохотные весенние барашки. По вечерам небо сверкало мириадами звезд, особенно над городским садом Хермина, где забастовщики установили свои штабы. Некоторые холостые токари и слесари даже ночевали там. Однажды остался с ними и Новак. Они улеглись на открытой эстраде, покрылись пальто и долго разговаривали.
Далеко, по проспекту Хермина, прогрохотала одинокая коляска. Бойтар глубоко вздохнул.
— Земле тоже придет когда-нибудь конец. Помнишь, Новак, в союзе объясняли? Сначала был газ, туман. Затем Земля была жидкой, как расплавленный чугун, потом она отвердела, и прошли миллионы лет, пока появилось первое живое существо, и еще миллионы лет, пока появился первый человек. Затем Солнце остынет — и всему придет конец. Ну к чему тогда все это?
Гнулись по ветру кроны деревьев, и пять металлистов с оружейного завода глядели на сверкающее, блестящее небо. Новак закурил папиросу.
— Да, верно, — заговорил он, не отвечая Бойтару, — я слышал, что завтра чепелевцы и консервники митинг устраивают; может быть, тоже забастовку объявят.
Механик Бойтар, еще недавно печально заглядывавшийся на звезды, поднялся.
— Это было бы здорово!
— Ну, вот видишь! — сказал Новак. — Видишь, что не все равно. А если еще и проспект Ваци забастует! Я сегодня оттуда пришел. Легко может статься.
Теперь все уже забыли о звездах и напряженно слушали.
— Новак! Говори же наконец! Ты что-нибудь знаешь?
— Определенно еще ничего не знаю. А трепаться не люблю. И вы пока молчите… Я только из-за звезд сказал.
И они улеглись; над ними снова заискрилось небо. Бойтару казалось, что Новак обманул его, поэтому он упрямо продолжал:
— Я все-таки хотел бы знать, для чего это все там наверху и здесь внизу? Какой в этом смысл?
Новак молчал. Казалось, все уже засыпают, когда доверенный, будто рассказывая сказку, тихо и медленно начал:
— Однажды в Панонхаломе — этому уже три года — летней ночью я не мог уснуть: было очень жарко. Я пошел гулять. Жил я на склоне горы. Наверху стояло здание монастыря; на высоченной башне светил огромный циферблат часов. Куда бы ты ни пошел, его отовсюду было видно. Башню построили так, чтобы все крестьяне знали, что здесь их сторожит монастырь, что здесь в его власти и земля и время… Шел я по тропинке, дело было за полночь, пришел в деревню. Повсюду уже спали, только собаки тявкали. И вот я сел на скамейку перед домом отдохнуть и посмотреть на луну, звезды и горячее небо и услышал тихий разговор. Я прислушался. Какой-то деревенский парень разговаривал в саду с девушкой. «Не тронь меня, нельзя», — слышался прерывающийся голос девушки. «Если я хочу тебя тронуть — значит, можно, — ответил парень. — Останься здесь!» — «Почему можно?» — шептала девушка. «Потому что я так хочу, потому что ты так хочешь, потому что это хорошо…» — «А тогда почему батюшка запрещает?» — «Потому что он другого хочет. Ну, не противься же…»
Новак напялил шляпу на глаза и замолчал. Бойтар спросил:
— И что ты хочешь этим сказать?
— Ничего… В ту ночь началась крестьянская забастовка. Забастовка батраков. Они так хотели, так было хорошо… Ничего. Давай спать, милок… Уже поздно…
5
Сразу после того, как Манфред Вейс уволил чепелевцев и консервщиков, заводы проспекта Ваци объявили забастовку. Профсоюзный совет старался убедить их, чтобы они не горячились, — конъюнктура неподходящая, они все равно потерпят поражение. Через несколько дней совет промышленников нажал на мелких промышленников и ремесленников, и те тоже уволили своих подмастерьев-слесарей; забастовка стала всеобщей.
