Новак снова думал о том, что и это нелегко объяснить.
— Ну, Терез, довольно! Перестань… После поговорим… Перестань, мать… — добавлял он нежно.
И Терез при слове «мать», улыбаясь со слезами на глазах, умолкала.
После того как Новак три месяца отсидел в тюрьме за бойкот, на оружейном заводе возникли трудности с возвращением на работу. Его не хотели брать обратно. Но его исключительное знание дела и то, что новый мастер, работавший вместо него, не оправдал себя, решили вопрос.
Жизнь потекла, как прежде: он организовывал неорганизованных, по средам ходил на собрания, в другие дни бывал в союзе, иногда слушал доклады — даже о вселенной и пятнах на солнце, кое-что об атомах и молекулах, о культуре, о дальнейших предпосылках повышения квалификации, о «западной демократии и социал-демократической партии».
Сын его, Дюри, перешел в четвертый класс городского училища, и они уже серьезно подумывали о его дальнейшей судьбе. Может быть, парень пойдет в ремесленное училище, а может быть, окончит коммерческое… Манци поступила в первый класс городского училища. Терез недавно заявила, что снова беременна, поэтому Новак в ближайшее воскресенье остался дома и вечером повел жену и детей в кино.
А на оружейном заводе в один прекрасный день Новака вызвали в канцелярию и сообщили ему, что расценки снижаются, потому что расценки прошлого года были рассчитаны на старое, менее усовершенствованное оборудование и станки. Но зато заводская столовая станет дешевле.
Собрали цеховое совещание, затем общезаводское собрание и почти единогласно отвергли решение о снижении расценок.
«Это факт, что за последние годы заработок несколько увеличился, — писали рабочие в резолюции собрания, — но как раз за последние годы значительно вздорожали продукты, в особенности мясо и хлеб, и, кроме того, несколько увеличилась и квартирная плата».
Дирекция не уступила, и в ближайшую субботу платили уже по новым расценкам — в среднем получалось процентов на пятнадцать меньше. Весь завод объявил забастовку, и Новака послали вместе с двумя доверенными — одним из литейного, другим из цеха «Фроммер» — в профсоюзный совет договориться о дальнейшем. В профсоюзном совете забастовка была уже подготовлена, о ней знал и секретарь союза, и, хотя это время не считали особенно подходящим — из-за безработицы среди металлистов, из-за того, что в прошлом году хотели распустить союз и оружейный завод был на особом счету у правительства, — все-таки после долгих переговоров совет признал стачку, и организация металлистов через две недели начала выплачивать забастовщикам пособие.
2
Господина Фицека выпустили из полиции на следующий же день. Допрос продолжался недолго. Когда, сообщая анкетные сведения, Фицек дошел до того, что он самостоятельный ремесленник, сапожный мастер, следователь посмотрел на него.
— Что вам понадобилось на демонстрации?
— Господин капитан, я случайно попал, это и господь бог может вам подтвердить! Но теперь хоть осыпь меня золотом, все равно ноги моей не будет там, где собирается толпа.
— Вы член социал-демократической партии?
— Боже упаси! Только этого мне не хватало.
— Дом, где помещается ваша мастерская, находился под бойкотом?
Фицек вздрогнул от вопроса: «Ну, теперь все выяснится».
— Да, — ответил он тихо.
— И вы принимали участие в бойкоте? Верно?
— Нет, я принимал участие только в том, — шептал г-н Фицек, — чтобы понизили квартирную плату… Господин Фрид… вы изволите знать его, это домохозяин… потому что, господин капитан, квартирная плата больно высока… я не в состоянии… У меня пятеро детей… И Поллак… и ученики…
Полицейский капитан строго прервал его:
— В следующий раз не суйте носа куда не следует! Стыдитесь! Самостоятельный ремесленник! Только этого не хватало!.. Я выпущу вас, но судопроизводство пойдет своим порядком. Ведите себя как подобает честному венгерскому ремесленнику. Поняли?
— Всячески постараюсь, господин капитан. Спасибо за вашу доброту. Если господину капитану понадобились бы хорошие шевровые ботинки, с удовольствием сделаю.
— Мне ничего не понадобится! Можете идти!
Господин Фицек поклонился. «Какой хороший человек!» — подумал он и вышел.
