Согласно моему опыту во время таких уличных беспорядков часто без всякого злого умысла, просто из любопытства, слоняются прохожие, и они мешают и затрудняют полиции соответствующее развертывание всех сил против тех, кто учиняет беспорядок; иногда эти прохожие сами неизбежно попадают в то печальное положение, при котором властям приходится наказывать и их, бывших в толпе просто из любопытства.
Поэтому я обращаюсь к любящим порядок и уважающим законы жителям столицы, к порядочным рабочим и, главное, к молодежи со следующей просьбой: чтобы они в своих же интересах держались подальше от нарушителей порядка и общественно опасных личностей, тем более что, начиная с сегодняшнего дня, я приму строжайшие меры для искоренения нарушителей порядка, и к этим преступникам будут применены в законном порядке самые строгие меры.
Деже Бода, полицмейстер г-да Будапешта.
Будапешт, 20 ноября 1909 года».
Мартон пошел дальше. Спина и поясница ныли от боли. «Только бы папа не узнал», — подумал он. Но отец не узнал потому, что его не было дома. Напрасно ждали его. На улице Зрини в камере № 214 он валялся на полу вместе с Новаком, Флорианом и своим учеником Бенце. Когда те уже заснули, он все еще всхлипывал:
— Дети, мои милые дети, ваш отец попал в тюрьму…
Он хныкал и причитал до тех пор, пока грубый голос не прикрикнул на него:
— Заткнись, не то в зубы дам!
Фицек умолк и, усталый, погрузился в сон, а другие, проснувшись от грубого окрика, еще долго не могли заснуть.
СЕДЬМАЯ ГЛАВА,
в которой г-н Фицек терпит решающее поражение. Дядя Сабо приходит обратно — и хоть с некоторым запозданием, но признает правоту Фицека. Новак не хочет идти по пути Японца и уезжает в Вену. Голос Мартона берут напрокат. Недостатки законодательства: если страна может иметь представителей, то почему не может их иметь семья?
1
Новак, еще будучи подмастерьем, пил регулярно, как и все токари. Вечером в среду и в субботу, когда собирались на заводское собрание в вашартерском ресторане, токари пили пиво, каждый по пять, по десять кружек; кроме того, в воскресенье Новак за обедом выпивал пол-литра белого вина, а в будний день за ужином, который, в сущности, был его обедом, выпивал два стакана вина с сельтерской. Это была та норма, которую выпивали в неделю токари и от нее никогда не пьянели.
Конечно, раз или два в месяц случалось, что после получки приятели собирались и обсуждали мировые события, заводские дела, деятельность правительства, судьбу всеобщего избирательного права, воспитание своих детей, станки нового типа, историю какого-нибудь служащего профессионального союза, новейшее сенсационное происшествие вроде преступления даношских цыган-налетчиков и убийц или бегства Виталиша через церковное окно, в то время как целая рота жандармов атаковала божий дом, или случай с парикмахером, перерезавшим себе вены и бежавшим по улице Дохань до тех пор, пока не потерял сознания. Обсуждали они забастовку мукомолов, борьбу подручных пекарей за воскресный отдых и, обсуждая все это, поддразнивали друг друга, что, мол: «Стареешь, дружище»; «Скис, как уксус!»; «Скоро и работать-то разучишься: намедни три сантиметра лишних снял»; «Признайся, где шатался в понедельник, у какой девочки был? Не бойся, не скажем жене…» Пили пиво, разговаривали и только часа в три ночи попадали домой.
В таких случаях, если Новак забывал ключ дома, он тихо стучал и рассказывал жене, что неожиданно подвернулся «важный разговор». Но если он заранее решал задержаться и брал ключ с собой, то, вернувшись, осторожно отпирал дверь, затем раздевался на кухне и, сонный, с улыбкой раскаяния на губах входил в комнату. Терез притворялась, будто спит, а Новак, довольный этим, залезал в постель и старался как можно скорее погрузиться в сон. Он был тише и терпеливей, чем обычно.
Но вот уже года два-три порции пива и вина стали увеличиваться. Все чаще он приходил домой пьяный, но еще хуже — по крайней мере, для Терез — было то, что прежняя мягкость его исчезла, ее сменил сердитый, вспыльчивый и сварливый нрав. В таком состоянии Новак не терпел замечаний и взрывался сразу. Один раз он даже ударил жену.