Господин Фицек килограммами покупал старые журналы для упаковки, и мальчик читал их. Он отставал немного от событий: так, например, о петербургском Кровавом воскресенье узнал только спустя четыре года, но в его возрасте это опоздание его не смущало.
В журнале «Толнаи Вилаглапья» печатались маленькие рассказы, страшные истории о мужчинах, о женщинах, о любви, о чужом мире. Как-то раз он прочел, что у Карузо голос как звон золота, оброненного на мраморную плиту, и, когда отец дал ему золотой в пять форинтов, чтобы разменять у бакалейщика, мальчик осторожно, затаив дыхание, бросил его на тротуар и прислушался. Но он не заметил ничего особенного и разочарованно пошел дальше.
Мартон хорошо пел. Мечтал, что когда-нибудь отец отдаст починить скрипку, валявшуюся на чердаке, на которой играл в молодые годы. А теперь он, Мартон, будет играть и станет музыкантом. Иногда воображал, что лежит смертельно больной и просит дать ему только скрипку, и когда дают ему, он прижимает ее к себе. Может, он где-нибудь прочел об этом, может, сам придумал. Но мальчик до того упрашивал отца, что тот пообещал: «Если когда-нибудь у меня будут деньги, я отдам ее починить».
Если шел дождь, Мартон часами мог смотреть на капли, и его охватывала невыразимая грусть, а когда в школе, еще в первом классе, ему читали:
Горит заря на гребне гор,
В морозной ризе дремлет бор.
Деревья голые торчат,
Ручьи, замерзнув, не журчат… —
горло его сжимали слезы. Но несмотря на все это, он был веселым, живым, шустрым и быстрым в движениях мальчиком; он унаследовал сильную и умелую руку ремесленника, ловкие, гибкие пальцы. Он очень любил петь, играть; уличные драки ненавидел, но, если его все-таки удавалось втянуть, он дрался страстно и неистово. Ввиду того что у него были только братья, девочки приводили его в замешательство, и он избегал их, хотя иногда уже думал о них. Особенно мучил его вопрос: как появляются на свет дети? Он никак не мог догадаться; приятели его знали так же мало, как и он, а спросить взрослых они боялись.
На одном конце улицы Луизы жили проститутки самого низшего пошиба, которые зазывали «гостей» на улице. Когда отец по вечерам посылал его за чем-нибудь к торговцу кожей, он одним глазом косил на ту сторону улицы, где были женщины. Но идти по той стороне он не осмеливался — боялся их. Кто-то из ребят внушил ему, что эти женщины носят ботинки с железными носками, и, если их разозлить, они ударяют башмаком с железным носком между ног, — и в особенности ненавидят мальчиков.
В эти годы, да и много позже он верил всему, что ему говорили, — он боялся этих женщин, и только одним глазом смотрел на них, убыстряя шаг.
…Итак, утром, еще перед завтраком, он получил стакан молока, для того чтобы стать сильным, — «только надо выпивать одним духом». Остальные ребята так же ненавидели молоко, как он, но теперь все-таки завидовали Мартону, потому что им занимались отдельно. Так же завидовали они ему из-за грыжевого пояса. Так как он много плакал, то в два года получил грыжу. Это было много лет тому назад, когда он был маленьким, и тогда, пользуясь своим положением, он гордо показывал свой пояс и хвалился: «У меня есть грыжевый пояс, а у тебя нет».
…Он выпил свое молоко, позавтракал. Светило жаркое августовское солнце. Мать поручила ему самого младшего Фицека, Белу, чтобы он пошел с ним на воздух вместе с остальными.
— Но смотри за ними.
Белу положили в самодельную коляску из ящика для сахара, полученного в подарок от дяди Иллеша за услуги. Четыре катушки от ниток служили колесами. В переднюю стенку ящика вбили два гвоздя, к ним привязали веревку, и так они возили по улицам самого младшего — это было значительно удобнее, чем таскать на руках. Мартон сунул в карман шарики и «жучок» и пошел играть на площадь Текели. С ним отправились маленький Лайчи, Пишта и Банди. Белу в колясочке он тянул за собой. Катушки пронзительно скрипели.
Сперва играли в «жучка». Но в него трудно было играть, потому что Мартон не хотел оставлять маленькую коляску где-нибудь под деревом, а если все время тянуть за собой, это портило всю игру. Да кроме того, летящий деревянный «жучок» мог попасть младенцу в голову.
