«Сколько-нибудь, — думает жена Фицека, — тогда все в порядке».
— Ни крейцера!
— Пятьдесят форинтов?
— Пятьдесят форинтов!
Хозяин смотрит. Сначала на костюмы, потом на управляющего, который поднятыми плечами показывает, что он перепробовал все, затем глядит на покупательницу. В конце концов он кричит:
— Упаковывать! Клянусь, любезная хозяйка, что я ни гроша прибыли на этом не получу, я только не хочу терять своего лучшего покупателя.
И тогда костюмы упаковывают. Берта просит куски на заплаты.
— Даже это… — говорит управляющий, но дает.
Жена Фицека платит хозяину пятьдесят форинтов, которые тот грустно опускает в карман. В это время она думает о том, что, может быть, костюмы отдали бы и за сорок. Но ведь и так боролась три часа.
Хозяин уходит. Управляющий снова улыбается.
— Простите, если господин Линк захочет, он и даром может отдать, это его дело. Совсем даром отдал. Я даже не понимаю. Надеюсь, вы и в будущем году у нас будете покупать?.. Чудные дети!
И вместе с приказчиком провожает их, но у двери останавливается и бежит обратно.
— Пардон.
И дает каждому ребенку по маленькому круглому зеркальцу, на котором написано: «Магазин Липота Линка, проспект Ракоци, 74».
— На память, — говорит он и прибавляет: — А вы, любезная хозяюшка, вы уж умеете торговаться. И мне бы такую жену! — вздыхает он. — За какую цену купили! И не поверишь… Желаем всего хорошего! Пусть дети носят на здоровье!.. Если что понадобится — надеюсь, мы снова увидимся. Храни вас господь! — И он закрывает за ними двери.
5
В августе Новак приехал на две недели в отпуск. Терез все прибрала в маленькой квартирке на улице Магдолна. Дюри и Манци помогали ей, красили кухню светло-зеленой масляной краской. Терез приготовила фаршированную капусту, принесла литр вина и большую бутылку сельтерской. Потом накрыли стол белой скатертью. Теперь, после того как его так долго не было дома, все дурные воспоминания постепенно исчезли. Терез забыла о том, что один раз он ударил ее — несправедливо, что в последнее время он возвращался по ночам пьяный, она забыла все плохое, и в памяти всплыли только хорошие воспоминания.
…Знакомство их произошло в конце проспекта Ваци, в воскресенье, когда молодой Новак как раз демобилизовался из армии. Она была в гостях у родителей своей подруги, и он рассказывал об отслуженных трех годах много историй, в большинстве веселых, и казалось, будто солдатчина состоит из одних шуток, что вахмистр и даже офицер только о том и заботятся, чтобы эти три года прошли как можно веселей и смех солдат не замолкал бы ни на минуту. Новак замечательно рассказывал истории о казарме, и, когда доходил до какого-нибудь более скользкого места, кашлял и подмигивал, в особенности ей подмигивал, как будто во всем обществе она была единственной девушкой. «Да… словом… ну-ну, ведь вы сами знаете…» — говорил он в такой момент, и все знали, о чем он умалчивал, и смеялись, только Терез и ее подруга глядели серьезно — это им давалось нелегко — и делали вид, будто они и понятия не имеют, на что намекает демобилизованный солдат токарь Новак.
Потом он проводил ее домой и стал по вечерам поджидать на улице Сонди, перед типографией «Паллас» или у часов Западного вокзала, на лестнице. Он приносил цветы и через неделю уже брал ее под руку при переходе улицы. Миновав поток экипажей, он нехотя отпускал ее руку. Правда, и она делала такое движение, как будто сейчас уже нет надобности в его помощи, уже нет трамваев и колясок, но, если бы Новак продолжал крепко держать ее под руку, она не сказала бы ни слова.
Потом те недели в типографии, когда она стояла у большой печатной машины, вкладывая в нее бумагу. Станок захватывал двадцатью зубьями хорошую, чистую бумагу — желтую, красную, синюю, и с другой стороны деревянная решетка аккуратно укладывала ее, даже поправляла, если лист ложился неровно. Терез стояла с маленькой костяной пластинкой в руке; она снимала верхний лист и вкладывала его в станок, а остальные части станка несли его дальше. Так она вкладывала, вкладывала, работала, как обычно, но за станком, за плакатами перед ней стоял Дюри, и она думала: «Люблю ли?! По-настоящему ли люблю?.. Ведь на всю жизнь… рядом с ним… Не знаю…»
