— А ты рассчитал или опять: раз-два-три! — и головой об стенку? Ученики… Это легко сказать.
— Рассчитал? — кипятился Фицек. — Да, рассчитал! Всегда я рассчитываю, не ты жидкомозгая!.. Поллак платит полтора форинта, материал стоит шестьдесят крейцеров, остается девяносто крейцеров, а не семьдесят, ты, глухая! За сколько можешь прокормить одного человека? Одного ученика? Им не нужно каждый день курицу варить.
— За сколько? — негодовала жена. — На это нужно самое меньше пятьдесят крейцеров в день.
— Ну, вот видишь, все равно остается с каждого по сорок крейцеров. Десять учеников — четыре форинта. Двадцать учеников — восемь форинтов. Поняла уже? Каждый день — восемь форинтов.
— А если какой-нибудь заболеет, об этом ты подумал? Стирку считал?
— Ладно, прибавлю! Я знаю, что если б от тебя зависело, то я с утра до следующего утра работал бы здесь один, пока «Скорая помощь» меня бы не увезла… Ребят своих не отдаешь в ученики, чужих не пускаешь! Ну кто же тогда будет учениками? Считай! Страховая касса — десять крейцеров в неделю. Еще десять крейцеров на стирку… Все еще остается тридцать крейцеров. Сорок учеников — это в день двенадцать форинтов.
— Сорок учеников? — Жена похолодела. — Куда ты их уложишь? Или снова квартиру хочешь взять? Всю прибыль на квартиру ухлопать? Куда ты уложишь учеников?
— Друг на друга! Поняла? Друг на друга! Ну, так будет пять учеников… в неделю пять форинтов. Это ведь тоже деньги. Хорошие деньги — хватит на квартирную плату… По крайней мере, не придется голову ломать. А потом… а потом увидим. Как свыкнутся с работой — в неделю до ста пар… На материале буду экономить и на харчах… Переедем… А ты не сглазь моего счастья… Поняла? Десять учеников, тысяча учеников! Ты, глухая!
Господин Фицек еще с полчаса кипятился; рассказал, что счастье его губит исключительно жена, потому что она привыкла жить в грязи и сердце ее лопнуло бы от малейших перемен, потому что ее отец, этот старый Редеи, был таким же ослом, ну и получил за это по заслугам: уже пятьдесят лет работает, а если заболеет, так и подохнет, никто ему не поможет.
— Сто учеников возьму, поняла? — кричал Фицек. — И все будут жить здесь, у меня! Здесь будут лежать, дьявол бы разодрал твоего осла отца!.. Лучше бы лошадь сделал вместо тебя, по крайней мере, было бы на кого сбрую шить… Здесь они будут лежать, как сельди в бочке, как хлеб у булочника… И ты будешь для них готовить… Ты! Хоть надорвись!.. Берта, не прокаркай моего счастья, а то я не отвечаю за себя… Пока моим учеником будет этот Лайош Рошта! Поняла? Здесь будет жить… Или, может, имеешь какие-нибудь возражения, милостивая государыня? То-то! Ну, и еще четыре-пять парней. Остальное увидим потом.
Жена молча смотрела куда-то вдаль, зная, что здесь уж ничем не поможешь, и думала только о том: что же из этого выйдет? Оправдает это себя? Не оправдает? Кто знает? Может быть, муж прав. У них еще никогда не было учеников.
— Ну ладно. Только глупостей не наделай! И на морду свою тоже лучше бы намордник надел. По одежке протягивай ножки. Куму Кечкешу еще ни крейцера не вернул из ста форинтов.
— Чтоб тебе пусто было! — сказал Фицек раздраженно. — Мало того, что он предупредил, так еще и ты лаешься! Одежка, — говоришь? А ты принесла бы в приданое одежку подлинней. Будешь или не будешь готовить на них? И не суй нос куда не следует!
— Буду!
— Ну, я только это и хотел знать. А теперь ступай скреби.
Мартон и Лайош Рошта вернулись. Г-н Фицек поставил перед собой новоиспеченного ученика.
— Как стоишь?.. Ну, дорогу найдешь?
Лайош Рошта испугался, стоял смирно.
— Да, господин хозяин, найду.
— Ну, Лайош Рошта, стало быть, с сегодняшнего дня ты ученик-сапожник. Вместе будешь спать, вместе будешь есть с детьми, вместе получите оплеухи, коли плохо начнете вести себя. И одежду я буду тебе покупать тогда же, когда куплю детям. Жалованья, как я уже сказал, пока получать не будешь. Завтра встанешь в шесть. Господа подмастерья приходят к семи, к тому времени чтоб все было убрано. Понял? Вещи свои отдай жене, пусть положит в шкаф, — может, найдется место. Завтра смотри, как мы работаем, — узнаешь, как что называется. Потом, когда запою я наши песни, ты подпевай.
