— Мертвый?
— Мертвый, Шимон.
— Гм… — сказал Шимон. — Ну, а дальше?
— Тогда мы устроили такой карнавал, черт их подери, что даже Ференцварошский базар по сравнению с ним никуда не годится. На другой день мы уже прочли брошюру. Этот самый молодой человек написал. Называлась она: «Жандармский штык, полицейская сабля. Бестии на улице. Отомстим за наших убитых товарищей!» Мы прямо кинулись к витринам: трах-тара-рах! Моравы уехали. Мы им дали с собой еды на дорогу. Были штрейкбрехеры — нет штрейкбрехеров! Ну, а через два дня забастовка победила. Бедный дядя Дан! Его в тот же день хоронили, когда забастовщики победили. Ну, что ты на это скажешь?
— Приличная история, — ответил Шимон.
— Я думаю, здоровая передряга. А тот молодой человек год получил. Да как звать-то его… Погоди, у меня на языке вертится…
Флориан сжал пальцами виски, словно хотел выжать из головы застрявшее слово.
— На языке…
— А ты высунь язык, я прочту, — сказал Шимон, смеясь.
Флориан стукнул себя по лбу.
— Есть! Бела Куном звать. Товарищ Бела Кун.
Шимон наморщил лоб.
— Бела Кун? Не слыхал о таком… не знаю.
3
Фицек решил изложить Вертхеймеру свои взгляды на защиту ремесленников и необходимость организации. Вертхеймер работал один, без подмастерьев. Когда он, костлявый, кряжистый, шел с Фицеком по улице, казалось, что метла взяла под руку мусорную тележку и пошла гулять. Г-н Фицек очень сердился на разницу в росте и несколько раз спрашивал жену и подмастерьев: «Ведь правда, Вертхеймер такого же роста, как и я?» И когда его уверяли в обратном, он отвечал: «Ну, может, чуть повыше…» Что это «чуть» в действительности означало почти полметра, г-на Фицека не смущало.
— Дорогой господин Вертхеймер, — влетел Фицек в дверь сапожника-конкурента, — вы знаете, что я уважаю вас, потому что вы — такой же ремесленник, как и я, хоть и нет у вас подмастерьев. У вас двое детей, хоть и не шестеро, как у меня, но все-таки вы сапожный мастер. И ремесло я так же уважаю, как вы.
До сих пор конкурент не отводил глаз от башмака, на котором замазывал воском дыру, но теперь, после слов, что он так же уважает свое ремесло, как Фицек, Вертхеймер поднял голову и бросил взгляд на приземистого человека. «Ну, тогда и ты здорово уважаешь!» — подумал он.
— Ремесло в опасности, в опасности сапожное ремесло, — сказал Фицек. — И, милый господин Вертхеймер, откуда идет эта опасность? Я спрашиваю — откуда?.. Вы не знаете, верно? Так я пришел для того, чтобы разъяснить. Оттуда, дорогой сосед, что мы не организованы. Да! Вот, к примеру, возьмите подмастерьев — они организуются… верно? И попробуйте вы теперь достать подмастерья без твердых расценок. Ну попробуйте!
— Я, господин Фицек, и пробовать не стану, не желаю я работать с подмастерьями.
— Ну, вот видите! А ведь если бы не было твердых расценок, вы тоже взяли бы подмастерьев. Почему не можете вы взять подмастерьев? Потому, что имеются твердые расценки, и потому, что Поллак сосет вашу кровь. Полтора форинта за союзку! Даже выговорить тошно. Разве можно тогда работать с подмастерьями? Невозможно. Сам подмастерье возьмет форинт. Расценки, господин Вертхеймер. Я даже не знаю, как беретесь вы за это, господин Вертхеймер, ведь вы же умный человек.
— Не в уме дело, господин Фицек, — сказал Вертхеймер, почесывая локоть. — Поллак не дает больше.
— Видите, в том-то и вся штука. Не дает больше! А если б мы организовались? Если б никто из нас, ни один сапожный мастер не взял бы меньше трех форинтов? Как вы думаете, что было бы тогда? Не знаете? Я скажу вам! Дал бы!.. Верно? Ну, отвечайте же!
Вертхеймер не отвечал. Он знал, что Фицек тоже был у Поллака и взялся за полтора форинта. Чего хочет от него эта коротконогая дыня?.. Обмануть его, чтобы он потерял и эту работу?.. Вертхеймер кончил почесывать локоть и стал поглаживать грязными пальцами низкий лоб, сквозь пальцы бросая взгляды на Фицека.
— Но ведь вы тоже взялись, господин Фицек, — сказал он недовольным голосом, — за полтора форинта.
— Взялся! — закричал Фицек. — Правда, но не делаю! Нет, пока бог есть на небе, и не буду делать. У меня, господин Вертхеймер, работают подмастерья. Я не могу взяться. Себе дороже. Разве я могу так работать? Может, мне Векерле даст денег? И почему я не могу взяться? Потому что господа подмастерья принесли расценки. За союзку плати им целый форинт. Хоть умри, а плати! Так возьмись же, господин Фицек, попробуй! — Он протянул руку и ждал ответа. — Видите, — не получив ответа, продолжал он, — если бы не было расценок, я мог бы взяться. А так? И чем достигли подмастерья твердых расценок? Тем, что организовались. Поняли? Организовались! Организуешься, за союзку платят форинт. Не платишь — нет подмастерьев. — Он повысил голос и наклонился над работающим Вертхеймером. — Организуешься, — шептал он, — плати за союзку форинт. Не будет союзки. Ну?
