— Я не понимаю, господин Фицек, что вы хотите сказать? — сказал Шимон.
— Не понимаете? Разве я могу за союзку платить форинт? Как могу я из полутора форинтов только за работу дать форинт! Ведь нельзя же! Подумайте сами — ерундовая работа, хватит с вас за это полфоринта. Мне, Шимон, и того не остается. Если постараетесь, заработаете столько же, как если бы получали целый форинт за приличную союзку. Клянусь своей матерью, что я уважаю и расценки, и союз, и вас, и Флориана — но что же поделать?
— Не надо браться за это.
Фицек вскинулся:
— Это уж мое дело, за что я берусь! Извините, Шимон, но до этого ни вам, ни союзу никакого дела нет. Может, я сошел с ума и хочу без прибыли работать. Ну и что же? Какое кому дело? Как хочу, так и делаю.
— Это верно, господин Фицек. Вы можете делать что хотите, но я ни на крейцер меньше не возьму, чем предписывают расценки.
Фицек посмотрел на него и покачал головой.
— Тяжелый вы человек, Шимон… тяжелый человек. — И крикнул за этажерку: — Берта! Эй, Берта! Ну, наконец-то услыхала, наконец-то смилостивилась… Я сбегаю к Вертхеймеру, потом к Мейзелю. У меня с ними серьезный разговор. Если кто придет, скажи, что я через два часа вернусь… Что будет на обед?.. Опять?.. У меня скоро через уши полезут эти отвратительные картофельные галушки. Только вовремя чтоб был обед — по крайней мере, какой-нибудь прок будет от тебя. Человек бегает, носится, и даже обед… Наградил меня господь!
Господин Фицек пошел к сапожнику-конкуренту Вертхеймеру.
Пока он там обделывал свои важные дела, в мастерскую ввалился, вернее, примчался как вихрь Флориан с маленьким узелком в руке. Казалось, что с тех пор, как он в последний раз был в Пеште, он еще вырос или, может быть, похудел.
— Я прямо с вокзала. — Флориан бросил на землю узелок. — Здорово, Шимон! Как живешь?
— Хорошо, брат… Но теперь вдвоем веселей будет.
Кривоносый Флориан засмеялся, и тогда стало заметно, что у него не хватает не двух, а четырех зубов, и поэтому он как-то странно шепелявит. Он обнял Шимона. Рядом с его белокурой головой волосы друга казались еще чернее.
— Добрый день, хозяюшка! — Он побежал за этажерку. — Помолодели совсем… Идите-ка сюда, на свет… Говорю же, совсем помолодели!.. Где хозяин? Ушел? А ребята? Выросли, пока меня не было… Ну конечно, уже года два… А тот? Самый маленький?.. И снова будет?.. Усердный же человек господин Фицек!
— Замолчите, Флориан! — покраснела она. — Какие там новости?
— Какие же могут быть, хозяюшка? Какие? Бедный человек и там не богат, а богатый и там не ломает голову над тем, что будет на обед. Да, я голоден, как пудель перед рождеством… Обед будет?.. Хорошеете. Эх, не были бы вы женой хозяина, ей-богу взял бы вас в жены со всеми детьми.
— Вот я вам заткну рот, Флориан! — улыбалась жена Фицека.
— Варениками, варениками со сливой.
— Оставьте его, — сказал Шимон, — и не отвечайте. Дурака валяет парень, рад, что приехал… Садись, Флори, чтоб тебя!.. Ну, как дела?
— Что с Новаком?
— В провинции работает. В Дёре. Через два месяца приедет, но только погостить.
— А жена?
— Что ей делается! Живет.
Флориан задумался, потом шепотом спросил:
— А Японец?
— Не знаю, но газеты полны им…
Текла беседа о том, о сем. О союзе, о расценках и «Когда женишься, брат?», и «Что поделывают пештские курочки? И Антал Франк, и Доминич этот трухлявый? Бываешь ли в союзе?»
Затем уже тише:
— Фицек все еще с ума сходит? Все еще планирует? Где живешь, Шимон? Здесь нельзя?.. Не хочешь? Места нет… У одной старухи? И сколько платишь? Форинт двадцать? И квартира вздорожала на двадцать крейцеров?.. Клопов много? Сколько вас в комнате? Пятеро? Ну, это еще сойдет. Я попробую в «Народной гостинице», посмотрю, что это такое… Расценки твердые?.. Фицек не скандалит?.. — И так далее, то тише, чтобы не услыхала жена Фицека, то громче.
Затем Флориан стал рассказывать о Колошваре.
— Красивый город, но после Пешта все-таки маленький. Эх, каждому хочется жить там, где привык. Верно?
Теперь Шимон расспрашивал о том, о другом. Не работал ли Флориан у Вейнера?
— Знаешь, его мастерская выходит на Самош… Есть ли там союз?.. Тогда еще не было. Кто председатель местной организации? Что? Бенке? В учениках у меня был. Ну и ну!
