Юрий Тимофеевич все ходил по комнате. Резко, неожиданно поворачивался, останавливался, сызнова начинал ходить. Лицо его отражало такое волнение, что мне было боязно за него.
— Вы… — он кинул на графа уничтожающий взгляд. — Вы изволили именовать их ничтожными. Эти ничтожества явили диковинное величие духа. Они сумели для блага России пожертвовать благом собственным. На это способен далеко не каждый.
Речь Зарицына, казалось, поразила даже Аврору. Во всяком разе на лице ее явилось выражение внимания.
— Хорошо, — не сдавался, однако, граф. — Если вы почитаете их правыми, почему же не оказались с ними на Сенатской.
— И оказался бы! — не задумываясь, ответил Юрий. — Если бы не учился в то время в Дерпте. Оказался бы! Ибо находиться в рядах этих людей огромная честь для каждого.
Зарицын замолчал так же внезапно, как начал этот слишком горячий для светского общества разговор. Он и сам, видно, задивился своему порыву и растерянно, озадаченно огляделся вокруг. Однако Броницкий не унимался.
— Госпожа история любит парадоксы, — задумчиво заметил граф. — Но я полагаю, все эти общества, конституции, революции — явления наносные, чужеземные. Уместно ли нам у французов, каких мы бивали, учиться. Меня, к примеру, восхищает поступок великой княжны русской Екатерины Павловны, сестры императора Александра, которая, когда к ней сватался сам Наполеон Бонапарт, заявила: «Скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца».
Чувствуя, что спор назревает снова, я заявила:
— Ну, мне пора. Юрий Тимофеевич, не откажетесь меня проводить?
Зарицын было направился вслед за мной, но тут вмешался граф.
— Если позволите, Юлия Андриановна, — с изысканной вежливостью отнесся он ко мне, — я задержу вашего спутнику всего на одну минуту.
Они прошли в соседнюю комнату и действительно через минуту вышли оттуда. Я пыталась найти на лице Зарицына какой-либо след новых волнений. Но оно было спокойным, только чуть усталым. Тем не менее на улице я спросила:
— И когда же дуэль?
— Какая дуэль? — изумился Зарицын.
В его изумлении нельзя было уловить ни притворства, ни фальши. Но я оставалась уверенной, что Броницкий вызвал его. Не помню, что говорила Зарицыну. Кажется, что-то не очень уместное. Даже угрожала рассказать о предстоящей дуэли мужу, чтобы он предотвратил кровопролитие.
— Юлия Андриановна, — сухо возразил Зарицын, — у вас, оказывается, весьма изобильная фантазия. Откуда вы почерпнули притчу о поединке?
Я попыталась спорить, но он не дал.
— Это первое, — заявил он. — А второе, ежели вы когда вмешаете в мои дела своего супруга, то сделаете таким путем дальнейшее наше знакомство невозможным…
Поднимаясь по ступеням широкой нашей лестницы, я услышала голос генерала и, не желая встретиться с ним в эту минуту, ушла на свою половину. Но муж очень скоро появился у меня, Я успела переодеться в халат и сидела возле камина.
— Ты больна? — тревожно спросил Николай Артемьевич. — На тебе лица нет.
Тревога мужа тронула меня, и я поспешила его успокоить.
Но, оказывается, к моей особе эта тревога имела мало отношения.
— А я уже опечалился, — заметил Николай Артемьевич, — Так некстати! Помимо прочего завтра у нас гость будет.
— Что за гость? — спросила я, подумав: уж не затевает ли он снова игру с Юрием Тимофеевичем.
— Бергмейстер прибывает. Впереди себя человека послал, извещает, что везет мне приятный сюрприз. Надежду питаю — награду. Ведь металла-то мы во славу его императорского величества предостаточно отвалили.
Я обещала похлопотать с приемом и обедом для гостя.
Муж не успел ответить, как без до« клада влетела Аврорка. Она презабавно смутилась, но все ж таки не преминула сделать глубокий реверанс.
— Очень надеюсь на присущий вам такт и вкус, — целуя мою руку, сказал генерал, и величественно удалился.
— Майн гот! — без предисловий зачастила Аврора. — Граф вызвал Зарицына на дуэль. Ты представляешь, это когда они отлучились на какие-то секунды. Я выпытала у Гриши…
Аврора впервые в моем присутствии назвала графа уменьшительным именем и даже не поправилась, видимо, не приметив.
Впрочем, обе мы были как в горячечном сне. В моем мозгу, словно зверек в капкане, билась мысль, как спасти Юрия Тимофеевича.
