Голубая дама - страница 46
Монета сверкнула в воздухе, и секунданты склонились над ней.
— Герб, — сказал подпоручик. И, словно желая подчеркнуть значительность сказанного, на секунду приподнял брови, как иногда делает это граф Григорий Львович. Тут только я заметила, что он из кожи лезет, во всем подражая поручику. Так же чуть небрежно, не по-уставному расстегивает шинель, сдвигает набок шапку, помахивает стеком.
— Да, орел, — согласился секундант Зарицына.
«За кем же первый выстрел?» — замерла я в своем укрытии.
— Вам везет, Юрий Тимофеевич, — любезно сказал граф.
Поединщики встали шагах в десяти друг против друга, видимо, в определенных ранее местах. Оба оказались под деревьями: граф возле одинокой ели, Зарицын — у сосны на краю поляны. Он начал медленно поднимать пистолет. Поручик спокойно, даже с некоторым любопытством смотрел на своего противника.
И здесь я испугалась. А вдруг Юрий Тимофеевич убьет графа?! Жизнь любит несуразности. Бесстрашный задира, избежавший пули лучших гвардейских стрелков, вдруг погибнет от руки глубоко штатского человека, занятого какими-то своими нравственными поисками, статься может, никогда не державшего в руках пистолета. Как же я не подумала о такой возможности? Чем я лучше Аврорки?
Нет, Зарицын держивал в руках пистолет. Это сразу приметно. Он целился всего несколько секунд, но какими противно тягучими были эти секунды.
Сколько раз я успела пожалеть, что не кинулась в ноги Николаю Артемьевичу, не упросила его не допускать этого поединка.
Бах!
Почему-то даже ожидаемый выстрел, как наверно, и ожидаемое счастье, гремит нечаянно.
«Ба-ба-бах», — повторило эхо. Сороки сорвались с насиженных мест. В руке Юрия Тимофеевича дымился пистолет. А граф стоял невредим и вежливо улыбался.
— Это даже чуть лучше, чем я ожидал, — насмешничал он. — Пуля пролетела в какой-нибудь сажени от меня. Будь я домом, она бы меня, вероятно, задела, только, скорее всего, вскользь.
Говоря это, поручик тщательно целился.
Мне казалось, что целит он прямо в сердце. Конечно, в сердце! Он убьет его! Он убьет его! Он обманул меня! Как могла я ему довериться!
Еще секунда, и я бы выскочила из своего укрытия. И в этот миг прогремел выстрел. Снег посыпался с ветвей дерева, под которым стоял Зарицын. А одна веточка упала, срезанная пулей.
— Вы пр-ромахнулись… — вымолвил подпоручик. И, наверно, если бы оба участника дуэли взлетели или перепуганные выстрелами сороки вдруг превратились в людей, голос его не выразил бы такого изумления:
— Вы пр-ромахнулись?!
Меня била дрожь, я беззвучно смеялась и плакала. Нужно было уходить, но ноги стали ватными. Я ждала, когда мужчины уедут. Но здесь суждено мне было пережить еще одну сцену. Бравый подпоручик, видно, был из тех людей, каким суть происходящего делается понятной лишь спустя время. Уразумев, наконец, что граф промахнулся намеренно, он с дерзостью посмотрел на Юрия Тимофеевича и, помахивая стеком, сказал:
— Господин Зарицын, я бы на вашем месте графу в ноги кинулся. Он же вам жизнь сохранил!
— Вы думаете? — спросил Юрий Тимофеевич. — Но мне казалось, думать — не ваша сфера…
— Что? — в свою очередь спросил подпоручик. — Нет, — с искренним удивлением добавил он, — нет, вы поглядите только, что позволяют себе эти чинодралы. — И вдруг рассердился:
— Возьмите в толк, господин лекарь, что я-то щадить вас не намерен.
— Да? — насмешливо заметил Юрий Тимофеевич и взял из рук своего секунданта другой пистолет, вернув ему разряженный.
«Господи, что он творит! Не знаю, убьют ли они друг друга, но меня убьют наверное».
— А ведь я действительно в долгу перед вами, граф, — заявил Юрий Тимофеевич. — Вы срезали веточку над моей головой.
Он вскинул пистолет и, почти не целясь, выстрелил. Веточка ели упала в снег.
— Это выстрел, — сказал до сих пор не проронивший ни единого слова секундант Юрия Тимофеевича.
Подпоручик стоял молча с открытым ртом. Стек выпал из его руки.
Граф подошел к Зарицыну и молча протянул ему руку.
— Доктор, — сказал он, — вы благородный человек. И с вами интересно сойтись в поединке.
В его голосе звучало сожаление, понятное, пожалуй, только мне одной.
