– Я напишу твою историю, – сказал Эндер.
– Тогда, действительно, я буду жить вечно.
Эндер взял ножи, Хьюман лег на землю.
– Олхейдо, – крикнула Новинха. – Квим! Возвращайтесь домой. Эла, и ты тоже.
– Я буду смотреть, мама. Я – ученый, – сказала Эла.
– Ты забыла о моих глазах, – проговорил Олхейдо. – Я запишу все. Мы сможем показать людям, как рождался договор. И мы сможем доказать свиноподобным, что Говорящий подписал договор по их законам тоже.
– Я тоже никуда не пойду, – сказал Квим. – Даже Проклятый Виггин встал на Крест.
– Можешь остаться, – мягко произнесла Новинха. Все молча стояли у края очищенной площадки. Рот Хьюмана был заполнен волокнами капума, но он почти не жевал его.
– Сильнее жуй, – произнес Эндер, – так ты ничего не будешь чувствовать.
– Это не имеет значения, – сказал Мандачува. – Это последние мгновения второй жизни. Очень хорошо, если ощущаешь боль в теле. Это можно вспоминать в третьей жизни, и быть выше боли.
Мандачува и Лиф-итер рассказали Эндеру, как следует резать и где сделать разрез. Это следует делать очень быстро, говорили они, их руки касались тех мест распростертого тела, где должны находиться нужные органы. Руки Эндера были уверены и тверды, его тело было спокойно. И хотя он лишь мельком бросал взгляд на свою жертву, он знал, что за его кровавой работой, за ним самим неотступно следят глаза Хьюмана, следят глаза, полные благодарности и любви, полные агонии и смерти.
Это случилось прямо под его руками, так быстро, что первые несколько минут он мог видеть, как оно растет. Несколько крупных органов скрючились и начали ссыхаться в тот момент, когда из них проклюнулись корни; тонкие корешки поползли с места на место, пока словно сеть, не опутали все тело; глаза Хьюмана расширились в предсмертной агонии; из его позвоночника пробился маленький зеленый росток, два листочка, четыре листочка…
Другие свиноподобные радовались и танцевали. Лиф-итер и Мандачува взяли ножи из рук Эндера и воткнули их с двух сторон рядом с головой Хьюмана. Эндер не мог присоединиться к их празднику. Он был весь заляпан кровью и насквозь пропах вонью разделываемого тела. Он отполз от площадки на четвереньках и полз по холму до тех пор, пока танцующая группа не исчезла из виду. Новинха медленно шла за ним. Оба они были изнурены и выжаты переживаниями и работой дня. Они ничего не говорили, ничего не делали, чувствуя только покалывания и жесткие ветви капума, впивающиеся в тело то там, то здесь. А где-то под холмом танцевали и пели свиноподобные, радуясь новой третьей жизни своего брата.
***
Боскуинха и епископ Перегрино подошли к калитке еще до восхода солнца, чтобы первыми увидеть возвращение Говорящего из леса. Они пробыли у калитки не менее десяти секунд, пока наконец не заметили силуэт, стоящий около кустов на краю леса. Это был мальчик, полусонно справляющий нужду.
– Олхейдо! – окликнула мэр.
Мальчик оглянулся, затем торопливо застегнул брюки и начал будить остальных, растянувшихся прямо в траве. Боскуинха и епископ открыли калитку и направились им навстречу.
– Это глупо, – сказала Боскуинха, – но именно в этот момент я почувствовала, что наше восстание – реальность. Я впервые вышла за изгородь.
– Почему они провели ночь за калиткой? – вслух удивился епископ. Калитка открыта, они могли идти домой.
Боскуинха быстро окинула взглядом всю группу, сидящую на траве. Аунда и Эла, рука к руке, как сестры. Олхейдо и Квим. Новинха. А вот и Говорящий. За его спиной сидела Новинха, обняв руками за плечи. Они неподвижно сидели, ничего не говоря. Наконец, Эндер посмотрел на них.
– У нас есть соглашение, – сказал он, – первое настоящее соглашение.
Новинха протянула завернутый в листья сверток.
– Они записали его. Чтобы вы могли подписать.
Боскуинха взяла сверток.
– Все файлы мы восстановили еще к полуночи, – сказала она. – Они немного не те, что мы спасли в сообщениях вам. Кто бы ни был ваш друг, Говорящий, он очень добрый и хороший.
– Она, – произнес Говорящий, – ее имя Джейн.
Только теперь Боскуинха и епископ заметили, что лежало на расчищенной земле сразу у основания холма, где спал Говорящий. Только теперь они поняли значения темных пятен на руках Говорящего и ногах; поняли, что за бурые брызги у него на лице.
