— Что ж, дорогой Андрей Дмитриевич, повезло и вам, и мне.
Ветлин, не одергивая себя, продолжал размышлять вслух о Бонапарте, только чуть лукаво улыбаясь:
— Еще какой-то часик, и мы пойдем на шлюпке к Святой Елене, ошвартуемся там же, где он. Что океану наши с вами даты, у Атлантического счет иной, для него времечко с 1815 года по наш убывающий двадцатый век вовсе не столь объемно. Как и того, насильно сюда доставленного, нас тоже ждет сильное океаническое волнение при подходе к острову, но мы-то сами себе хозяева!
Меж тем на судне все пришло в движение, громко переговаривались ученые и матросы, обменивались впечатлениями.
Каждому не терпелось как можно подробнее рассмотреть наплывающий из океана остров. Иные наверняка прикидывали, как потом и не раз будут по памяти, по слайдам восстанавливать каждую деталь захода.
Когда Шерохов вместе с капитаном и своими спутниками вышагнули наконец с бота на причал, оглядели вблизи голые скалы, старинную пушку, нацеленную на океан, мелькнуло у Андрея: «На изгнанника, верно, сразу надавила громада обнаженного камня».
И еще думал Шерохов о том, как торопится воображение наново прокручивать давние трагические истории, едва сам ты ступаешь на ту землю, где они происходили. Тем обостреннее такое развертывается, чем реже места эти посещают. И пока поднимались не спеша по дороге вверх, разглядывая гиганты кактусы и кактусы-кустарники с привычной симпатией к их колючкам. Но опять пробежало знобким дуновением: тому, изгнаннику, сперва виделся лишь голый камень то с желтым, то с фиолетовым отливом, потом растения с колющей кожицей.
— Я вот люблю кактусы, а на многих они нагоняют тоску причудливыми толстыми листьями, кусачими на ощупь, — как эхо, но, видимо, следуя течению своих мыслей, произнес Ветлин. — Вглядывался еще перед рейсом в старинные гравюры, не знаю, как сейчас на самом острове, но издали точно передан его абрис, и не то что топография важна, а дух отторжения от далекого материка.
— Какие тут жесткие травы, — Андрей на ходу провел по ним рукой, как по встрепанным волосам малыша-туземца.
— И жесткие травы наверняка теснили Наполеона, потому он так много сил тратил, разбивая вокруг своего жилья сад. Может, хотел, чтобы цветы, запахи спасали. А микроклимат в Лонгвуде поганейший.
Вошли в уютный городок, современные постройки не мешали рассмотреть физиономию домов семнадцатого или восемнадцатого века. Среди вывесок привлекала внимание огромная фирмы Соломон, той самой, что вслед за бывшим императором обосновалась тут в качестве поставщика. Окружали строения привычные ивы с недвусмысленно грустновато свисающими прядями, по-своему не менее женственные, чем березки. Тут росли и родственники Шата, дубы с фигурными листьями, и жители тропиков баньяны.
Все выглядело умытым, обновленным, дома и газоны на немногочисленных улицах города. Редкие прохожие не без сдержанного любопытства, как бы мимоходом, поглядывали на пришельцев, уж конечно весть о советском судне распространилась быстро, но даже маленькая девочка — она шла им навстречу, — решилась разглядеть их как следует только после того, как они прошли мимо. Она высвободила руку из материнской, остановилась, рассматривая северян из дальней страны. Когда же заметила, что двое, Шерохов и капитан, тоже обернулись и даже ласково поздоровались с нею по-английски, смущенно заулыбалась, уставясь на свои красные туфельки.
— Странно, — сказал Андрей, — может, зовут ее Жозефина, как любимую жену Бонапарта, или она Елена и тут родилась. Здесь, где стерегли его долгих шесть лет три тысячи солдат и офицеров — британское воинство. И ходит она гулять вон туда, — Шерохов махнул рукой в направлении крепости.
— Зелень там вроде бы темнее, и волнами сюда, как пряди водопада, эвкалиптовый настрой. — Ветлин жадно втянул в себя воздух. — Влаги на плато больше…
У ворот нижней крепости, как окрестили ее Шерохов и Ветлин, встретил их молодой чиновник, смахивавший на спортсмена. Англичанин приветливо поклонился и пояснил, что здесь канцелярия губернатора, но тот поручил ему встретить гостей и проводить в резиденцию. Они и направились туда. Поместье находилось над Джеймстауном, по дороге в Лонгвуд, там и было первое пристанище изгнанника.
