Простором, ширью, еще непочатой свежестью и свободой веяло от этого пейзажа, залитаго лучами весенняго солнца. Здесь было все, что нужно человеку: вода, леса, поля, луга, и все это в таких чудных, исполненных красоты сочетаніях, которыя невольно и надолго приковывали к себе ваш взор...
Но, — увы!—эти раскинувшіеся во все стороны луга, эти черноземныя поля, эти густо заросшіе леса принадлежали не тем, кто из года в год обливал их кровавым потом, кто их пахал, носил, корчевал, возделывал и оберегал, а лишь тем немногим и случайным счастливцам и баловням судьбы, которым, — по народной пословице,—„бабушка ворожила"...
VL
Голодающее село.—Первыя впечатленія.— Сестры милосердія.
Около 12-ти часов дня нам подали лошадей; две пары, заложенныя в плетенки на деревянных дрогах. В одну из плетенок поместилась А, И. А—ова вместе с узлами платья и белья для нуждающихся, а в другую—я с доктором.
Наш ямщик,—молодой, добродушный парень, видимо старавшійся заслужить расположеніе господ, которых он вез,—то и дело покрикивал на своих шершавых, захудалых лошадок.
Первыя восемь верст от Ставрополя мы ехали лесом, прекрасным сосновым лесом, принадлежащим казне. Затем качалась степь, черноземная степь—то ровная, как скатерть, то слегка волнистая, местами распаханная под яровые, местами сверкавшая яркою сочною зеленью молодых озимей... Вверху синело небо, солнечные лучи все сильнее и сильнее нагревали воздух, который казался голубым и глубоким. То и дело слышались веселыя, ликующія трели жаворонков, невидимо реявших в воздухе.
В два часа дня мы подъехали к Бритовке, Выселки тож. Это — большое село с населеніем свыше 5,000 человек, состоящим из русских и татар. В одном конце села виднеется православная церковь с колокольнею, в другом—две татарскія мечети с минаретами.
— А куда вас везти?—спросил ямщик, подъезжая к селу.
— Нам нужно к сестрам милосердія. Ты знаешь, где оне живут?
— Как не знать сестер,—сказал ямщик немного даже обиженным тоном за сомненіе к его познаніям.—Мало ли я народу к ним возил... Эй, вы, соколики!—сь особенною энергіей крикнул он и, взмахнув кнутом, начал с необыкновенным усердіем подстегивать шершавых и тощих „соколиков".
Мы быстро покатили по широкой и прямой улице села,—„перваго голодающаго села", которое нам предстояло увидеть. „Какія-то впечатленія ждут нас здесь?" думал я, вглядываясь в два ряда крестьянских изб, которыя тянулись по обеим сторонам улицы.
Постройка была небогатая, но и отнюдь не бедная, а средняя, вполне обычная для этих мест. В глаза не бросалось ни раскрытых крыш, ни заколоченных изб, ни снесенных дворов и плетней,—словом, ничего такого, что громко говорило бы вам о том, что это село голодает, что жители его уже несколько месяцев терпят острую нужду, доведшую до нищеты и разоренія. Среди изб виднелось немало „пятистенников"; некоторыя избы были крыты тесом. Лишь изредка кое-где глаз подмечал наглухо заколоченную избу или уныло торчавшія стропила ободранной крыши.
На заваленках и крылечках сидели мужики и бабы, из которых некоторые, очевидно, принарядились по-праздничному; кое-где виднелись яркіе цветные сарафаны, рубахи и платки. Вот из одного двора выбежали две лохматыя собаки и с сиплым лаем кинулись на наших лошадей.
И снова невольно вставал все тот же вопрос: а где же голод? В самом деле: где же голод, где та вопіющая нищета, о которой столько приходилось слышать, вообще, где те ужасы, о которых так много говорилось и писалось за последніе месяцы? И вслед за этим как-то разом и невольно приходили на память совершенно обратные, противоположные толки и разсказы тех закоренелых скептиков, которые наперекор вполне, казалось бы, очевидным и несомненным фактам и данным продолжали упорно отрицать существованіе голода, продолжали утверждать, что все это преувеличено, все это раздуто газетами.
И хотя я отлично знал цену подобных увереній, так как подавляющая масса известных мне данных и офиціальнаго и неофиціальнаго характера не оставляла никакого сомненія относительно того, на чьей стороне была правда в этой поразительной разноголосице, тем не менее... я принужден покаяться в своем малодушіи: в то время, как мы катили по главной улице Бритовки и я не без изумленія разглядывал прочную и исправную крестьянскую стройку и подмечал кое-где видневшіеся праздничные кафтаны, цветные рубахи и платки,—я вдруг усомнился в точности своих сведеній, и в голове мелькнула мысль: а что и в самом деле, не преувеличены ли все эти разсказы, толки и сооб-тенія об острой безысходной нужде населенія? Так ли велико и грозно бедствіе, переживаемое селом и деревней, как об этом говорят и пишут? Не слишком ли в самом деле сгущены краски?..
