Кира Сергеевна нажала кнопку под крышкой стола, переключила на приемную телефоны — все, кроме прямого. Знала: должен звонить Олейниченко.
Вошла Шурочка со своим блокнотом, улыбнулась как-то по-новому — доверительно и влюбленно, — словно они впервые увиделись, а та встреча на людях была не настоящей.
— Прежде, чем вы уйдете, давайте-ка распишем недолю до конца…
— Я не спешу, — вставила Шурочка, присела на краешек стула.
Наверно, ей хотелось поговорить не о делах, а о чем-чем-нибудьдругом, ведь месяц не виделись, и надо бы спросить ее о малыше и успехах в заочном институте, но где же взять время?
Расспросы и ответы увели бы их слишком далеко. Нет, только не сегодня.
— Итак, нынче у нас среда…
Шурочка деловито раскрыла блокнот. Если и была разочарована, то вида не подала. Сидела, выпрямившись, в своем строгом однотонном платье, озабоченно сдвинув брови. Кира Сергеевна смотрела на ее стриженую головку — надо же, даже причесывается под меня! — на розовое круглое лицо с легкими голубыми тенями на веках и думала: хочешь — не хочешь, а придется ее огорчить, придется прочесть маленькую нотацию.
— В четверг, в пятнадцать у вас — обрядовая комиссия. Хотела проводить Барская, но раз вы вернулись…
— Проведу я.
— В пятницу у вас — горздрав.
А среда уже кончилась, подумала Кира Сергеевна. Оставшиеся два дня забиты до отказа. Придется прихватить субботу.
— Пометьте: завтра утром придет Мельник. Директор музыкальной школы.
Шурочка быстро взглянула на нее и опустила глаза.
— На девять мне понадобится машина. И в пятницу утром — машина, поеду на объекты.
Да, очень не хотелось сегодня, в первый же день, портить секретарше настроение. Но что поделаешь? Кира Сергеевна привыкла не откладывать неприятных дел.
— Шурочка, у меня к вам большая просьба…
— Слушаю, Кира Сергеевна. — Она встала, готовая на любую услугу. И не потому, что я начальница, подумала Кира Сергеевна. Жищенко тоже начальник, по штату Шурочка и в самом деле одна на двоих. Просто любит меня.
— Вы моя незаменимая помощница, но позвольте мне самой решать, кого принимать и когда принимать. Каждый должен делать только свое дело…
У Шурочки вспыхнули щеки.
— Просто я хотела… Я подумала: раз все уже решено, этот Мельник напрасно отнял бы ваше время…
— Мое время дома! — жестко перебила Кира Сергеевна. — Здесь время принадлежит не мне!
Как ни сдвигала Шурочка свои строгие брови, лицо выдало ее растерянность и смущение.
— Отказать человеку — полдела. Надо убедить, что отказ продиктован необходимостью.
— Ясно, Кира Сергеевна. Больше не повторится.
— Не будем забывать, что мы с вами тут для людей, а не наоборот.
И опять Шурочка сказала:
— Ясно. Больше не повторится.
Ничего тебе не ясно, подумала Кира Сергеевна. Было бы ясно, не стояла бы ты тут с видом несправедливо обиженной. Но она знала: в самом деле больше такого не повторится.
Полагалось бы через паузу сказать ей другие, добрые слова и сгладить инцидент. Но надо ли его сглаживать?
Тут очень кстати вошел Олейниченко.
— Привет! Ну дела, дела!
Как всегда, вид у него такой, словно он только что в неравной схватке одержал победу.
— Вы можете идти, — сказал Шурочке. — До свиданья.
Не очень вежливо подтолкнул ее к дверям, потом темпераментно раскинул руки:
— Ну, почеломкаемся, что ли?
— Погоди, — засмеялась Кира Сергеевна. — Скажи лучше, что за дела?
С Олейниченко ее связывала давняя личная дружба. Он был на комсомольской работе, а Тамара, его жена, учительствовала с Кирой Сергеевной в одной школе. Они дружили семьями.
Олейниченко, заложив руки в карманы, прохаживался по кабинету.
— Дела в итоге такие: на сессии облсовета меня ругали, — сказал он с таким видом, словно на сессии облсовета его хвалили. — За общественный транспорт ругали. Зато к седьмому ноября пускаем два новых троллейбусных маршрута и строим три подземных перехода!
Посмотрел на Киру Сергеевну своими синими мальчишескими глазами.
— И все? — спросила она.
— И все. Тебе мало?
Он закурил, сел верхом на стул. Скрутил из бумаги кулечек для пепла.
— Звонил твоим, говорил с Сашкой. Проявлял, так сказать…
