Однако самая неприятная из электронных компаний — первый телеканал. Восемь миллионов учащихся в 12 000 классах ежедневно смотрят первый канал, новости своей школы и (Да-да, ЕЖЕДНЕВНО.) В год примерно в сорока процентах начальных и средних школ дети просиживают перед телевизором (надо говорить, какой канал включен?) время, эквивалентное шести полным учебным дням. Сколько учебного времени тратится исключительно на рекламу? Полный день в год. Налогоплательщикам это обходится более чем в 1,8 миллиарда долларов.
Естественно, доктора и педагоги соглашаются, что наши дети слишком мало смотрят телевизор. И возможно, в школе стоит показывать некоторые телепрограммы… Я до сих пор помню запуск ракеты, который видел по телевизору, установленному в моей начальной школе. Однако из ежедневных двенадцатиминутных трансляций лишь 20 процентов эфира посвящено политике, экономике, культурным и социальным передачам. И целых 80 заполняется рекламой, спортом, сводками погоды, заставками и хвалебными одами первому каналу.
В школах, где учится много представителей меньшинств с низким уровнем дохода и соответственно дирекция располагает незначительными суммами, предназначенными для покупки учебников и разнообразных пособий, первый канал представлен существенно слабее. Пока такие округа получают корпоративную помощь, отказ правительства обеспечивать нормальное финансирование рискует остаться без ответа.
Вот список качеств, обозначенных ФБР как «факторы риска» для учеников, способных совершить акт насилия. Держитесь подальше от любого школьника, у которого:
* неразвиты навыки контроля за тревогой;
* есть доступ к оружию;
* депрессия;
* наркотическое или алкогольное опьянение;
* умопомешательство;
* нарциссизм;
* неадекватное чувство юмора;
* постоянная неконтролируемая тяга к Интернету и телевидению.
Если вы обладаете всеми перечисленными признаками, немедленно бросайте школу. Домашнее обучение тоже не подойдет, поскольку вы должны держаться подальше и от себя самого.
Многие из нас посещают школу только для исполнения своего избирательного долга. (Даже смешно — ведь когда мы приходим в это здание исполнить священный демократический ритуал, там, буквально за стеной, две тысячи детей страдают под гнетом диктатуры.) Из класса в класс бегают запыхавшиеся подростки, очумелые и смущенные, недоумевая, какого черта они тут забыли. Ребята научились автоматически выдавать «правильные» ответы, а все попытки стать индивидуальностью чреваты подозрением в связях с мафией. Недавно я заходил в школу, и ученики спросили, не заметил ли я, что все они одеты в белые или нейтральные цвета. Никто не решается прийти в черном или чем-то вызывающем, непохожем на остальных, поскольку это верная дорога в кабинет директора, где школьный психолог проверит, не означает ли ваша футболка с «Лимп бизкит», что на уроке геометрии вы собираетесь перестрелять весь класс.
И дети учатся подавлять все свои чувства. Им ясно: хочешь остаться — поступай как все. А раскачивая школьную лодку, можно оказаться за бортом. Не задавай вопросов. Делай что велено. Не думай, просто делай, как я сказал.
Ах да, веди счастливую и насыщенную жизнь, будь активным благоустроенным участником нашей процветающей демократии!
Есть уйма способов противостоять средней школе… и получать от этого удовольствие. Главное, разобраться в правилах, узнать, каковы твои права по закону и по мнению школьного округа. Так ты избежишь лишних неприятностей.
А еще ты можешь получить неплохую выгоду. Работать над этой книгой мне помогал студент колледжа Дэвид Шанкула. Он рассказал, что когда учился в средней школе, в Кентукки, то вместе со своими приятелями обнаружил странный закон, согласно которому, если кто-нибудь из учеников потребует день для похода на ярмарку, директорат обязан предоставить ему выходной. Видимо, когда-то губернатор хотел помочь какому-нибудь сельскому мальчику отвести на ярмарку призовую свинью, избежав школьного наказания. Однако закон все еще в силе и дает право любому ученику потребовать выходной — без указания причины. Вообразите лицо директора, когда Дэвид с приятелями потребовали у него выходной и он ничего не мог возразить.
