— Замолчите!
— Ну неужели вы не понимаете, что в этом нет ничего дурного? Возможно, вы даже испытаете некоторое удовольствие!
— Нет уж, увольте.
— Вы овладеете фригидной женщиной, так что удовольствие будет чисто интеллектуальным. Понимаете, что я хочу сказать?
Я не мог понять, дура она или извращенка, и прямо спросил ее об этом.
— Ни то, ни другое. Просто вы вызываете у меня сочувствие, и я предлагаю вам свое тело. Разумеется, кому попало я не стала бы оказывать подобной услуги.
Эмма поднялась. На ее губах играла улыбка.
— Итак, да или нет?
Не дожидаясь ответа, она принялась раздеваться. Привычным движением стянула вниз юбку и с чисто женской грациозностью переступила через нее. Таким же способом избавившись от нижней юбки из белого шелка с кружевами, Эмма сделала шаг навстречу мне и повернулась спиной.
— Вы не поможете мне расстегнуть лифчик, Жеф?
Это было уже чересчур. Схватив за плечи, я развернул ее и влепил изо всех сил пару пощечин.
— Ах вы, грязная шлюшка! Поищите себе иного партнера для подобных игр!
Другая на ее месте сгорела бы со стыда только от сознания того, как нелепо она выглядит, стоя почти голышом, с пылающими щеками перед телевизором, с экрана которого вещалось о тайнах гелия. Однако, одетая лишь в трусики и лифчик, Эмма ничуть не утратила самообладания. Она спокойно возвышалась над шелковым кольцом юбок, словно восхитительная статуя на своем пьедестале, и, улыбаясь, смотрела на меня. Я бросился в свою комнату и за несколько минут побросал в чемодан нехитрые пожитки. Когда я вновь спустился в гостиную, по-прежнему раздетая Эмма лежала на диване и смотрела телевизор.
— Прощайте! — закричал я, направляясь к двери.
— Прощайте, Жеф! — отозвалась она своим обычным спокойным голосом.
Я поднял воротник плаща и шагнул в прохладную влажную ночь. В легком тумане горели газовые фонари, напоминая Венецию. Пахло мокрой землей, прелыми листьями, старым забытым садом.
Я шел, постепенно замедляя шаг, пока не остановился совсем. Мне не хватало смелости покинуть этот дом. Куда я пойду? Опять закручусь в водовороте отелей и бистро, буду болтаться по улицам, избегая взглядов прохожих? Нет, невозможно. Я слишком устал, чтобы бороться, устал от беготни и страха.
Я развернулся и по аллее направился назад к дому. Некоторое время я неподвижно, с чемоданом в руке, постоял перед дверью. Внезапно я почувствовал освобождение от стыда, он соскользнул с меня, как с тела Эммы соскользнула юбка.
Я решительно переступил порог.
Когда я вошел в гостиную, Эмма уже не смотрела телевизор. Ее взгляд был устремлен на входную дверь. Мерцающий свет телеэкрана отбрасывал на полуобнаженное тело накатывающие волнами блики. Глаза женщины светились в полумраке. Одежда по-прежнему кучей валялась на полу.
— Эмма, — пробормотал я, — у меня не хватает решимости уехать.
Она повернулась лицом к экрану, озарившему ее голубым светом, словно вспышкой молнии в грозу. Я направился к дивану, держа в руках свой нелепый чемодан. Судя по всему, я выглядел полным идиотом.
— Оденьтесь, Эмма, и прекратите ваши ребячества.
Она даже не пошевелилась.
— Неужели вы не понимаете, что ведете себя отвратительно? Может быть, вы затеяли все это, чтобы меня унизить?
Я опустился около дивана на колени. Исходящее от ее тела тепло обжигало меня. Искушение было слишком велико. Я понимал, что больше не в силах противиться ее чарам. Она мягко коснулась рукой моего затылка и вдруг властно привлекла меня к себе. Наши губы встретились. Ее поцелуй вовсе не был поцелуем холодной женщины…
* * *
— Почему ты солгала мне, Эмма?
— Это не было ложью, Жеф. Я сама не знала, что такое любовь. Фернан очень неуклюж в постели, почти импотент.
Его ласки вызывают у меня отвращение, и я сочла это отвращение признаком фригидности.
Она вновь наклонилась ко мне и одарила долгим поцелуем. От любви я потерял голову.
— Вы сумели доказать, что я ошибалась, спасибо вам за это.
Я понял, что со мной случилось что-то ужасное. Я любил эту женщину и точно знал, что уже lie смогу без нее жить.
— Эмма, ты самое восхитительное приключение в моей жизни. Собственно, ты стала для меня самой жизнью…
