Жизнь продолжалась. Время текло спокойно и безмятежно. Мне нравился уютный дом, его серый фасад, облысевшие каштаны, ржавая железная ограда… Я обожал свою комнату и вечера перед экраном телевизора в обществе Эммы, в которой я все больше и больше видел сходство со счастливой, ко всему безразличной кошкой. Мне нравилось писать мои статьи, пусть даже и выходившие за подписью Медины. Я не имел права рассчитывать на моральные дивиденды, так как Жан-Франсуа Руа больше не существовал. Приходилось довольствоваться материальным поощрением и удовольствием от самого процесса литературного творчества. В конце концов, для человека, оказавшегося в моем положении, это было не так уж плохо.
В конце месяца Медина выдал мне конверт со ста шестьюдесятью тысячами франков. Он крал мою славу, но деньги его не интересовали. Как я ни настаивал на том, чтобы он взял их себе, Медина был непреклонен. В итоге я купил золотой браслет Эмме. Я знал, что она давно мечтает о такой безделушке. Как большинство девушек скромного происхождения, Эмма не могла спокойно относиться к холодному блеску желтого металла, который действовал на нее завораживающе. Подарок привел молодую женщину в восторг. Кажется, она была искренне тронута моим вниманием. Застегнув браслет на своем запястье, Эмма в порыве чувств бросилась мне на шею.
— О Жеф! Вы просто прелесть!
Я решительно отвел ее руки, не в силах вынести прикосновения молодого тела.
— Слово «прелесть» слишком плохо ко мне подходит. Не нужно меня называть подобным образом.
Эмма с тревогой спросила:
— Жеф, вам плохо? У вас какие-то проблемы?
— Нет, разумеется, нет.
— Вам недостает женщин, я угадала? Ведь сорок четыре года — это самый расцвет мужчины. Вы когда-нибудь были женаты?
— Никогда. У меня было слишком много любовниц. Они ни за что бы не простили мне этого шага.
— А в Испании у вас были любовные связи?
— Да, связи-однодневки, со шлюхами из китайского квартала.
Эмму явно шокировали мои ответы, но она не могла удержаться от новых вопросов.
— Но почему проститутки?
— Я утратил страсть к завоеванию женских сердец.
— И…
— Что и?..
— И вас удовлетворяли подобные связи?
— Физически — да, духовно — нет, конечно. Я тосковал по моим маленьким парижанкам в фиолетовых костюмах. В их обществе я получал истинное наслаждение…
— Вы не шутите?
— Отнюдь. Любовь у меня ассоциируется лишь с порочными и лживыми женщинами, иначе она теряет остроту и шарм, становясь чисто утилитарной. Я вас шокирую, не так ли?
— Немного, но мне это приятно. Рассказывайте дальше.
— А что, собственно, рассказывать?
— О ваших приключениях во Франции. Чужие любовные отношения всегда вызывали у меня жгучий интерес, потому что сама я не нахожу в этом прелести. Половой акт мне кажется грязным и глупым делом.
Она легонько толкнула меня.
— Признайтесь, я тоже вас шокирую?
— Немного. Мне грустно видеть, что молодая и красивая женщина…
— Вы полагаете, что это добавит что-то новое к моей молодости и красоте?
— Я в этом убежден.
Она с сомнением покачала головой и спросила после небольшой паузы:
— Может быть, мне стоит обратиться к психоаналитику?
— Да, но при условии, что он обладает достоинствами Казановы.
Она улыбнулась.
— Я так и не получила ответа на свой первый вопрос. Ощущаете ли вы потребность в женщинах в данный момент?
— Скорее всего, да, но это не столь важно. Все мы подчиняемся закону привыкания, ведь Бог — это добрый дьявол.
Эмма принялась играть своим новым браслетом, легко ударяя им о подлокотник софы.
— Знаете, Жеф, я хотела бы вам кое-что предложить…
— Слушаю вас.
— Почему бы вам не заняться любовью со мной?
Сначала я решил, что ослышался, затем мои руки похолодели.
— Идиотка, — хрипло произнес я.
Она как ни в чем не бывало продолжала позвякивать своим браслетом. Эти звуки действовали мне на нервы.
— А что, собственно, вас смущает? Я не люблю секс, следовательно, могу им заниматься, не испытывая чувства вины перед Фернаном.
