Глаза, чтобы плакать - страница 198
Я и не пытался бороться с ее подавленностью, вызванной перенесенным потрясением. Я думал, что, когда Кастэна похоронят, все встанет на свое место. Перед нами откроется будущее. И я понимал ее поведение. Ее терзали угрызения совести. Теперь, когда смерть Ашилла была установлена, женщина осуждала свое легкомыслие. Ей было стыдно, что она так быстро покинула супружеское жилище, чтобы уехать к любовнику. Население городка должно было смотреть на нее как на неблагодарную шлюху, а у Жермены было обостренное чувство собственного достоинства, поэтому она не могла не страдать от этого всеобщего осуждения.
Вечером после нашей поездки в Ноффле она написала своему нотариусу поручение о похоронах и о продаже предприятия.
— Я больше никогда не вернусь туда! — заявила она мне.
— Но на похороны…
— Похоронят без меня!
Я знал, что она упряма, поэтому и не настаивал. Она была права! Не стоило усложнять себе жизнь условностями. Надо было выждать, вот я и ждал.
Кастэне! От этого мерзавца она имела больше таски, чем ласки.
Мое терпение было на исходе.
— Жермена, ты можешь объяснить мне, что с тобой? Она подняла на меня свои голубые глаза, полные удивления.
— Что со мной?
— Не притворяйся наивной, с того самого дня ты как будто не здесь! Ты горюешь?
Она помотала головой:
— О нет!
— Ты чувствуешь какую-то вину?
Невероятно, но она, казалось, не поняла вопроса.
— Вину? В чем?
— Я не знаю… В том, что пришла сюда, зная, что он умер.
Жермена пожала плечами.
— Да нет, Блэз, я с этим примирилась уже давно…
— Тогда что?
Лицо ее омрачилось. Она стала такой, какой я ее увидел когда-то на почте. У нее был отсутствующий взгляд.
— Это другое, Блэз…
— Другое? Но что, дорогая?
— Я хочу задать тебе вопрос.
— Слушаю тебя.
— Поклянись мне, что ты ответишь искренне.
Я почувствовал, что меня затрясло, стало холодно, как в ту ночь в склепе Креманов.
— Что за церемонии… Слушай, Жермена…
— Поклянись!
Я пробормотал охрипшим голосом:
— Я клянусь тебе…
Она собралась, подыскивая точные слова.
— Блэз, где ты его держал все это время?
Я закрыл глаза, на несколько секунд все во мне замерло.
— Что ты говоришь?!
Я проорал эти слова, пытаясь скрыть охватившую меня панику.
— Послушай, Блэз. Когда мне показали тело Ашилла… Ты знаешь, что я заметила сразу же? Его одежда была покрыта слоем красной глины, как и у тебя, когда я вернулась из Нанта.
Я не нашелся, что ответить. Ее проницательность наполняла меня ужасом.
— Я сразу же поняла, — вздохнула Жермена, что ты его убил, Блэз. Я не знаю, как и когда. Вот уже три дня я думаю об этом, но не могу понять. Я никак не могу понять, где же был тайник? Потому что ты прятал его тело до той ночи… Не так ли?
Вначале я попытался все отрицать.
— Ты с ума сошла, Жермена! Совсем спятила! Что ты выдумала с этой глиной?
— Ты мне клялся, что ответишь…
— Но я тебе отвечаю, Жермена… Я тебе отвечаю: нет! У тебя голова пошла кругом!
— Ты поклялся, что ответишь искренне!
— О Боже, я тебе говорю…
Она махнула рукой.
— Хорошо, не кричи… Должно быть, я ошиблась.
— Ты ошиблась, дорогая!
Она опустила голову. Я приподнял ее за подбородок.
— Надо мне верить, Жермена! Если ты не будешь мне верить, наша любовь пропадет!
— Я тебе верю!
По-дурацки я попросил ее в свою очередь:
— Поклянись!
Она колебалась. Я был готов рассердиться, когда в нашу дверь позвонили.
15
Так не звонила ни консьержка, ни наши поставщики. Жермена пошла открывать. Я слышал, что она поздоровалась с кем-то, потом в комнате появились Шарвье и младший инспектор. У старшего на глазу был никак не украшавший его ячмень. На нем был зеленый, гестаповского покроя плащ, в руках он держал фетровую шляпу. Приперся он именно тогда, когда я прекрасно обошелся бы без него.
— Здравствуйте, инспектор, чем обязан?
Он улыбнулся и показал на кипу газет.
— Скапливаются?
— Это у вас надо спрашивать…
Шарвье наклонил голову, но не спускал с меня глаз. Несмотря на громадный ячмень, он вовсе не был смешон.
— О, если вы у меня об этом спросите, я вам отвечу, что все усложняется.
Я глянул на Жермену. Усевшись на диван и сцепив руки на коленях, она внимательно слушала.
