— Усложняется?.. — как эхо повторил я.
— Скорее, да…
Никому не пожелаю пережить ту тишину, что установилась после этого. Я прямо заорал от нетерпения:
— Ну, рожайте же! Что вы играете? Хотите напугать нас?
Неожиданно Шарвье хлестнул меня по щеке.
Жермена вскрикнула, вскочила, потом опять села. Моя щека горела. Я подумал, что в такие моменты выглядеть достойно невозможно. Шарвье же ни в коей мере не выглядел смущенным из-за своей выходки.
— Я играю в угадайку, чтобы узнать, во что это вы с Кастэном сыграли, — сказал он.
Второй инспектор закудахтал. Он посчитал это гениальной шуткой, что еще больше подняло в его глазах авторитет старшего.
— Что с Кастэном?
— Вам это чуть позже разъяснят, одевайтесь оба!
— Вы нас арестовываете?
— Это не совсем то слово, но в общем… — он зло ухмыльнулся, — вроде того.
— Мадам тоже?
— Мадам Кастэн тоже. У вас ведь не только общие радости?
— У вас есть ордер?
— Нет, это простая формальность, бумажки подмахивает следователь. Я пошлю инспектора и, если понадобится, он принесет.
— Скажите, по крайней мере, за что?
— А вы не знаете?
— Да нет, я…
— Хватит, поговорим об этом у меня. Мне хотелось бы подержать вас врозь.
Я поупирался, но Жермена успокоила меня:
— Послушай, Блэз, делай, что тебе говорят…
Мы молча собрались.
* * *
Нас как-то незаметно разделили. Мы шли бок о бок в сопровождении двух полицейских. Помощник главного толкнул обитую кожей дверь, мы посторонились, чтобы пропустить Жермену. Он проследовал за ней. Дверь захлопнулась. Шарвье тронул меня за руку, и мы прошли в другой кабинет.
— Садитесь, Деланж!
Я понемногу терял уверенность. Я понимал теперь, почему обвиняемые так легко раскалываются. Едва я переступил порог этого кабинета, как у меня появилось чувство вины.
— Вам нечего мне сказать по поводу смерти Кастэна?
— Что бы вы хотели услышать?
— Кто его отравил, например?
Мне показалось, что я плохо его расслышал.
— Кто его…
— Да, отравил. Заключение токсикологов однозначно: отравление раствором мышьяка. Патологоанатом заметил кое-какие следы, сделали анализ волос, количество обнаруженного яда не оставляет сомнений.
Полицейский объяснил мне это любезно, как другу.
— Отравление установлено, осталось уточнить, кто подложил яд в еду Кастэна.
Я ничего не ответил, я не понимал… Кастэн отравлен… Это какой-то идиотизм. Я-то знал, как он был убит… Яд! Ну и ну!
— Что вы на это скажете?
Он тянул время, эта полицейская свинья. Он был самоуверен. Идиот, поверил экспертам… А те везде видят яды.
— Вы обедали у Кастэнов?
— Что же спрашивать, если вы знаете?
Он, должно быть, привык к таким грубостям, и это его не обескуражило.
— Неужели у меня такая рожа, что я мог бы подсыпать яд в чей-нибудь стакан, инспектор?
— Я знаю, что мужчины к такого рода средствам не прибегают. Поэтому я считаю, что в этом виновата его жена… при вашем соучастии.
— Это не так, Жермена невиновна!
— И все же кто-то из вас…
— Если бы вы знали мадам Кастэн, эта мысль не пришла бы вам в голову.
— Как раз это я и хочу от вас узнать. Я допрошу ее после. Женщины более жестоки, чем мужчины.
Он поднялся и заходил по кабинету.
— Она его отравила, я чувствую это!
— Нет!
— Заткнитесь, не мешайте мне говорить. Кастэн умер от отравления. Вы прятали труп…
— Я не разрешаю вам так со мной говорить, ваше обвинение оскорбительно!
— Ха! Угомонитесь, старина! В этом кабинете многим не нравилось то, что им говорили, они тоже возмущались, вроде вас, а теперь шьют тапочки в тюряге.
— Мы не отравляли Кастэна, я даю вам…
— Ваше честное слово? Остается узнать, чего стоит ваша честь, Деланж. Я знаю, что говорю. У жены появилась мысль о яде, она его подсыпала. Муж умер, а вы спрятали труп, чтобы избежать вскрытия.
— Вы думаете, что несете?
— А что?
— Ну ладно, допустим, что я спрятал труп, чтобы избежать вскрытия. Неужели я его прятал бы под железнодорожной насыпью, чтобы любой железнодорожник его обнаружил?
— Не сразу!
Я вздрогнул. Казалось, что он знает куда больше, несмотря на его основную ошибку.
— Как это, не сразу?
— Труп был туда перетащен. Его одежда измазана землей, отличающейся от той, что под насыпью.
Я должен был подумать об этом… Если уж и Жермена заметила эту деталь, то она не могла ускользнуть от полиции. Надо было отбиваться. Тишина становилась угнетающей.