— А где ваша машина?
— Я оставил ее на стоянке судоверфи. Там ее не заметят.
И они погрузились в судорожные размышления. Первым нарушил молчание Фредди.
— Я не понимаю, зачем вы вернулись! — категорично заявил он.
— Правда? — спросил адвокат.
— Не вижу причин, почему легавые помешали бы вам пройти!
— Они бы наверняка отметили мое имя: я слишком известен.
— Как вы думаете, они собираются обшарить весь квартал? — обеспокоенно спросил Паоло.
— Не думаю.
Франк покачал головой.
— Пока они ищут тюремный фургон, — отрезал беглец, — вряд ли им взбредет в голову подняться по этой лестнице. Нужно не терять чувство логики и не нервничать!
Эти слова успокоили Лизу.
— Тебе стоит переодеться, Франк, — сказала молодая женщина, указывая на чемодан.
Франк согласился.
— Вы останетесь здесь, мэтр?
Гесслер утвердительно кивнул.
— Это очень неблагоразумно с вашей стороны, — заметил Франк. — Очень неблагоразумно. Предположите, что… что ситуация сложится неблагоприятно…
Не отвечая, адвокат уселся. Он выглядел бесконечно уставшим, как человек, не спавший несколько ночей подряд и пребывающий в другом измерении, не имея сил вырваться из него.
Гесслер бросил взгляд на Лизу, но та отвернулась. Это не ускользнуло от Франка, и его лицо напряглось. Он открыл чемодан и достал оттуда форму.
Он колебался, надевать ли ее. Эти лохмотья смущали его. С какой-то тайной, невысказанной ностальгией Франк подумал о своей тюремной одежде.
— Ну так что же? Будешь надевать свой прекрасный морской костюм? — с издевкой спросил Паоло, догадываясь о его сомнениях.
Франк скинул куртку и принялся расстегивать брюки. Прежде чем снять их, он посмотрел на окружающих. Никто, кроме Гесслера, не отвернулся.
— Я не люблю, если на меня смотрят, когда я раздеваюсь, — бросил он.
Паоло и Фредди поспешили повернуться к нему спиной. Но оба немца, не поняв его слов, продолжали спокойно глядеть на него.
— Да скажите же этим двум идиотам! — сказал Франк.
— Он хотел бы, чтобы вы отвернулись, — перевела Лиза.
Вернер и Баум кивнули и отправились к стеклянной двери посмотреть, что творится снаружи. Сняв одну штанину, Франк заявил, стягивая другую:
— Видишь, Лиза, мы оба прожили в Германии пять лет. Но ты выучила немецкий, а я — нет!
— Зачем ты говоришь это?
— Я просто констатирую факт. Ведь это правда. Разве не так?
— Но почему ты констатируешь это таким раздраженным тоном?
— Эти брюки царапают мне кожу, — сказал Франк. — Из такой материи шьют конские попоны. Правда?
— Как только очутишься в Дании, купишь себе шикарный костюм для выходов в свет, — пошутил Паоло.
Но над его шуткой никто не посмеялся, и это удивило маленького человечка.
— Можете повернуться! — объявил Франк, натягивая куртку.
Все повернулись, и Франк улыбнулся присутствующим. Показалось, что к нему вдруг вернулось превосходное настроение.
— Понимаете ли, — начал он извиняющимся тоном, — я отвык от того, чтобы на меня смотрели. В тюрьме скорее отвыкаешь, чем приобретаешь новые привычки!
Выпятив грудь, он округлым жестом нахлобучил себе на голову фуражку.
— Идет мне форма?
— Ты похож на настоящего моряка, но не на немца, — заметил Паоло. — Вы не находите, уважаемый мэтр?
— Включи-ка радио, Лиза, — приказал Франк.
Она снова принялась крутить ручку настройки в поисках информации, но ничего не нашла и оставила музыку. Это был венский вальс с резко акцентированным ритмом. Взяв паспорт, Франк прошептал, листая его:
— Кстати, а как же меня зовут?..
Найдя имя, он проговорил его по буквам с ужасным акцентом:
— Карл Людрих!
Гесслер поправил его произношение.
— Если спросят ваше имя, а вы так произнесете его, вам с трудом поверят, что это — ваше настоящее имя.
Франк несколько раз повторил имя, и всякий раз Гесслер поправлял его. Наконец, ему удалось произнести его более или менее правильно, и адвокат сказал, что так может сойти. Франк спрятал паспорт в карман.
— А что вы делали во время войны? — спросил он у своего адвоката.
Гесслер поднял голову.
— Я был офицером. А что?
— В тюрьме я не осмеливался спросить вас об этом.
— Вас это так интересовало?
— Вы воевали в России?
— Нет, в Ливии.
— А во Франций?
