— Ты не спишь?
Я взглянул на Эмму и поймал ее странный взгляд.
— Нет.
Эта женщина была явно ненормальной, у меня не осталось в том ни тени сомнения. Она не обманывала, говоря о своей фригидности. От нее веяло холодом, смертью и бесчувствием. Она умела лишь притворяться и делала это с блеском. А я принял ее притворство за чистую монету.
— Ты чем-то озабочен, Жеф?
— Кажется, я простудился.
— Приготовить тебе кофе?
Все повторялось, как в то утро, когда умер Медина. Она вскрыла ему вены, а потом пошла готовить кофе, после чего вернулась, чтобы снять с него капюшон и пижаму и оставить плавать в кровавой луже.
— Было бы любезно с твоей стороны…
— Ты примешь аспирин?
— Если так надо…
Я не боялся, что она меня отравит. Моя жизнь на данном этапе представляла для нее слишком большую ценность. Безропотно она вынырнула из постели и накинула свой пеньюар, который очень шел к нее белокурым волосам.
* * *
Убийца!
Я бормотал это слово, глядя с крыльца, как она выезжает из гаража. Прелестная убийца, честное слово, убийца с тонкой талией, идеальной формой ног, элегантной походкой… Изобретательная, собранная убийца с ясным умом, чья жестокость не имела границ.
— До свидания, Жеф, до вечера! Я рано вернусь сегодня, и мы устроим грандиозный праздник!
После того как она раскрыла мне свою тайну, ей, вероятно, было страшно оставлять меня надолго одного. Эмма больше не доверяла мне.
С ее исчезновением на меня вновь навалилось ставшее уже привычным чувство тоски и заброшенности, подавлявшее не только желание жить, но и жажду отмщения.
Что же будет?
А снаружи, в нескольких метрах от меня, караулил злой рок в лице легавого, по-прежнему скрывавшегося в тени липы. Вот он-то и станет моим орудием мести. Надо дать ему возможность сыграть заключительный аккорд. Я отдамся ему на милость и нанесу тем самым удар Эмме и ее любовнику. Полиция перекроет источник их заработков и одновременно обвинит в соучастии, по крайней мере, Эмму.
На мгновение я замешкался на террасе, не чувствуя пронизывающего насквозь холода. Растаявший снег превратился в лед, который, словно осколками разбитого зеркала, покрыл землю. Ветви деревьев блестели, точно лакированные. Серебристые сосульки фестонами свисали с крыши, тускло поблескивая в лучах скупого зимнего солнца.
Бедняга! Неужели он до сих пор не продрог до костей, этот лжефотограф! А полицейский ли он? Почему до сих пор не решился постучать в дверь? Тяжелое ремесло!
Словно очнувшись, я затрясся от холода. По позвоночнику пробежали мурашки. Обмотавшись огромным шерстяным шарфом и натянув пальто, я решительно вышел на улицу, желая покончить с этим делом раз и навсегда.
Мой преследователь по-прежнему неподвижно стоял под деревом. Он спокойно и равнодушно следил за моим приближением. Подойдя к нему вплотную, я бесцеремонно принялся его изучать. Судя по всему, он был мелкой сошкой, грубым и бесхитростным любителем простых удовольствий. На его подбородке торчала бородавка, покрытая жесткими блестящими волосками.
— Не стоит здесь торчать, вы ведь замерзнете!
— Не ваше дело!
Он не ожидал от меня подобной инициативы. В полученных им инструкциях она была явно не предусмотрена.
— Пойдемте в дом.
Я указал на гостеприимно распахнутую дверь, ведущую на террасу.
— Ну, не упрямьтесь, не лучше ли будет кончить все разом? Идемте же!
Видя, что он колеблется, я лукаво продолжил:
— У меня в доме пылает огонь в камине. Славный огонь, который согреет вам сердце!
На его лице я прочитал откровенную растерянность. Сделав несколько шагов вперед, он огляделся вокруг, словно сам опасался слежки. Затем, повернув ко мне лицо с бородавкой, волоски которой воинственно вздыбились, сказал:
— Согласен!
Мы молча направились к дому. Я провел его в гостиную, встретившую нас уютом и теплом.
Не снимая пальто, я рухнул на столь милый сердцу Эммы диван. Мой гость был явно смущен роскошью дома. Судя по всему, он не привык к подобным интерьерам.
— Располагайтесь, мой дорогой, садитесь вон в то кресло у камина, вам необходимо хорошенько согреться! Держу пари, вы не откажетесь пропустить стаканчик!
— Вы угадали!
