Вернувшись в дом, Виктор растопил печь.
За окном на иномарке проехал новорусский сын Щетинниковых — из салона долбила музыка, энергичная, чужая, бесноватая. Звук бился о стены дома, словно пробовал их на прочность. Но проиграл и шавкой утянулся за владельцем авто.
Ну, теперь гулять будут, подумал Виктор. И Щетинниковы, и все, кто сползется на пьянку. И Елохе радость дармовая!
Тапки он завернул в газетку и выбросил за забор. Будто избавился от улики. Возникла даже мысль прикопать их, болезных. В печи он наварил себе риса, заправил остатками грибов и тушенкой — получилась вполне съедобная, мясная каша. А в магазин за продуктами решил идти завтра.
Ну, что? — спросил он себя, сполоснув посуду. Ты готов?
Внутри всколыхнулась было опасливая неуверенность, но Виктор сбрызнул ее водкой и, выдохнув, раскрыл тетрадь. Поехали!
В монологе Фрола прибавилось строчек, часть фраз перекочевала напрямую из сна, завершая седьмую главу. В восьмой главе угровцам улыбнулась удача: они схватили наводчика банды — бывшего коллежского секретаря, служившего до революции в городской управе. Тихий и упитанный Андрей Фомич Кублинцев помогал бандитам из чувства "классовой справедливости", как он сам, отчаянно потея, выразился. Буржуи же наворовали? Наворовали. Эксплуатировали? Эксплуатировали.
"Андрей Фомич подслеповато щурился на Елохина, и в его позе, в слегка обиженном выражении лица сквозило недоумение человека, делавшего, по его разумению, все правильно и в соответствии с новыми реалиями.
Революция-с.
Елохину почему-то вспомнился Чехов с его рассказом по гайку. Крестьянин там тоже был с понятием и искренне недоумевал, зачем в его отношении ведется следствие.
Прокудин закончил стучать по клавишам пишущей машинки.
— Погоди еще, — сказал ему Елохин.
Устав от унылой физиономии Кублинцева, он вышел в коридор. На подоконнике сидел Марышев и курил, выдыхая дым в приоткрытую форточку.
— Колется, урод?
Марышев был небрит. Под глазами темнели круги.
— Выражает деятельное участие, — сказал Елохин. — Ограбления на Воздвиженской и на Успения, где Фрол все семью зарезал, случились, оказывается, с его помощью.
— И что думаешь, Семен?
Елохин потер щеку.
— Ничего не думаю. Устал, с ног валюсь.
— А если Фролу от него весточку послать? Мол, есть квартирка на примете? Промышленника Боргозена, который любовницу содержал, а по случаю смутного времени все свое богатое барахло к ней и перевез…"
Солнце светом обмакнуло исписанные страницы.
О-хо-хо. Виктор разогнулся, как дед в сто лет, чувствуя, как отзываются ноющей болью все кости и мышцы.
Почти прирос. Мхом зарос.
За окном было желто от вечернего солнца и мокро, снег таял, в размякшей земле подрагивали лужицы, сосулька, прилепившаяся под крышей, звонко капала на подоконник.
Виктор закрыл распухшую буквами тетрадь.
Итак, осталась последняя глава, берем Фрола живым или мертвым, и все. Все! Он потер усталые глаза, смешок колыхнулся в горле.
Сделал! Виктор Павлович, сука, наконец-то написал то, за что ему не стыдно. Почти написал.
— Ура! — крикнул он, пугая мышей и домовых.
Ну а кого еще пугать в доме с одним-то жильцом?
Ах, товарищи вы мои! — мысленно обратился он к объективно существующим мышам и необъективно обитающим домовым. Знали бы вы, как жизнь играет в человеке после хорошего дела! Скидывал я вам в подпол ерунду, может, вы меня и за хорошего-то человека поэтому не считаете, но скажу вам: ошибаетесь вы, звери и существа. Новый я человек, другой. И мир я менять буду, как могу.
— Ми-ра-жи! — запел Виктор. — Это наша жизнь!
Радость рвалась наружу немузыкальным ревом. Спасайся, кто может.
Он походил по комнатам, вспомнив, что ему надо в магазин, напялил на себя брюки, рубашку и пиджак. Пригладил волосы. К людям все-таки идем, не дикие. А впереди нам светит целая культурно-банная программа, граждане. Виктор достал из утятницы остатки снятой в прошлый раз суммы. Тридцать… сорок тысяч.
На хлеб-макароны хватит.
Чего еще душа желает? Он задумался. Сосиски не хочу. Сервелат финский тоже. Конфеты? Барышня я что ли, чтобы себя шоколадом баловать? Водка сразу нет. Еще есть в собственных закормах. Да и куда сейчас водка? Вот после Фрола горло промочить… Тогда что? Килька-сардины? Кстати, сахара пакет, это да. И чая.
