— Понимаю, папочка.
— Ну и умница!
Слышавший их разговор садовник, не переставая вскапывать сухую землю, заметил:
— Вокруг Евы все наше дело крутится, парень. В райском саду она яблочко сорвала — с тех пор и все заваруха с нашим братом началась.
Олег Андреевич невесело усмехнулся и ничего не ответил.
Он вспомнил тягостную жизнь с матерью Виктора, когда с парнем случилось несчастье, и он исчез. Тогда из семейной треноги будто одна подставка выпала и все сооружение рухнуло. Вспомнил, как приходя вечером домой, они с женой сидели в разных комнатах, раздраженные даже такой близостью. Отрава разливалась в доме от ненужного сожительства, смрад разложения, так что сердце билось с перебоями и голова болела. Чисто физиологический страх за свою жизнь вынуждал Олега Андреевича искать убежище в служебном кабинете допоздна, в ночном клубе, у друзей. Пока не встретилась Ася — она отрывала ему корешок билета на входе в консерваторию, и вышло неловко, билет сквознячком унесло в вестибюль. Они вместе побежали за бумажкой. Потом была вспышка страсти, песня тел, увлекательное движение к этому мальчику Пете, который тогда еще обитал где-то на небесах в ангельском обличье, а потом родился...
Погруженный в воспоминания Олег Андреевич потерял контроль над собой, позволил размягчиться лицу, распуститься в мечтательной улыбке — удар маточного колокола, перезвон подголосков вернули его к действительности.
Молодой рыжебородый монах спускался с крыльца храма, едва сдерживая себя в приличии, чтобы не побежать.
Олег Андреевич пошел навстречу, и посреди паперти они крепко стиснули друг друга.
— Познакомьтесь, братцы Касаткины! — в обнимку подведя старшего к младшему, сказал отец.
К чистому, розовощекому мальчику невозможно было не проникнуться добрым чувством. Да и некое чудо имело место— появление этого малыша на свете возле отца неожиданно для Виктора после десяти лет "автономки".
Полагая, что человеку много времени проведшему в монастырях, на Соловках в том числе, как выяснилось, не интересен мир, Олег Андреевич заговаривал с сыном на религиозные темы, все сводил к уставу, пока не заметил, что глаза Виктора тускнеют от этих материй.
Они помолчали.
Первым заговорил сын.
— Папа, я хотел бы попросить тебя кое о чем, — отряхивая рукой несуществующие крошки с подола рясы, сказал "отец Михаил".
— Да ради Бога! — воскликнул Олег Андреевич. — Слушаю внимательно!
— Мне бы нужно узнать один телефончик.
— Нет проблем. Говори, какой? Где? В платном справочном номер самого президента дадут.
— Только, давай без фамилий, папа. Так надо.
— Говори. Все исполню в лучшем виде.
— Телефон Ирины узнай, пожалуйста, — едва слышно произнес сын.
Это была, без сомнений, никто иная, как та самая певичка-банкирша, сломавшая жизнь сыну.
Щеки и подглазья отца обвисли уныло. Он с трудом подавил в себе родительское возмущение. Рвались слова : "Она же тебе жизнь сломала! Плотское это все. Виктор! Мирское! Ты не понимаешь, как ты можешь быть счастлив здесь. Там тебя ищут. Схватят. В тюрьме пропадешь. Забудь ее!" Но он вспомнил свою Асю — единственный свет в жизни, понял, что никакие слова не приложимы к случившемуся, остается быть мужчиной, ровней сыну и выполнить его просьбу.
— Конечно, я узнаю и сообщу тебе со всеми предосторожностями.
Это так обрадовало молодого монаха, что он, забыв о чинах, вскочил со скамьи, перемахнул через ограду сада и, сорвав яблоко, так же стремительно преодолев обратный путь, вручил плод младшему братишке.
И потом, провожая отца до ворот, Виктор без умолку говорил о своей должности библиотекаря в этом монастыре, о старинных книгах, обещал в следующий приезд все показать.
Простились, троекратно поцеловавшись, не выходя за ворота — таков предел у монахов.
Долго ехали по гравию еще незаасфальтированного шоссе — через еловый лес вверх на горку.
Сидящий сзади с большим яблоком в руках мальчик подал голос:
— Папочка! Я тебе один секрет хочу сказать.
— Что же это за секрет получится, если ты его раскроешь?
— Тебе, папочка, можно.
— Валяй.
