Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери,
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит,
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, -
Я не смягчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен,
И раскачав колокол стен голый,
И разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос
И поведу руку во тьме плугом, -
И в глубине сторожевой ночи
Чернорабочей вспыхнут земле очи,
И - в легион братских очей сжатый -
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы -
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин.
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
5 июля 1937 г Мандельштам пишет “Стансы”, − последнее стихотворение о Сталине. Однако 2 мая 1938 г. поэт был арестован по новому делу, получил пять лет лагерей, где и умер в лагерной больнице под Владивостоком 27 декабря 1938 г.
Меня всегда интересовали две поэтические фигуры – Мандельштам и Пастернак, и постоянно возникал вопрос: почему так по-разному сложилась их судьба, почему, несмотря на равенство талантов, один из них умер в заключении, а другой был обласкан властями, стал Нобелевским лауреатом и умер собственной смертью? У Б.Л. Пастернака не было таких изгибов судьбы, как у О.Э. Мандельштама, его отношения с вождём вроде бы складывались ровно и благополучно. В 1935 г. он пишет стихотворение:
Я понял: всё живо.
Векам не пропасть,
И жизнь без наживы -
Завидная часть.
Спасибо, спасибо
Трём тысячам лет,
В трудах без разгиба
Оставившим свет.
Спасибо предтечам,
Спасибо вождям.
Не тем же, так нечем
Отплачивать нам.
И мы по жилищам
Пройдём с фонарём
И тоже поищем
И тоже умрём!
И новые годы,
Покинув ангар,
Рванутся под своды
Январских фанфар.
И вечно, обвалом
Взрываясь извне,
Великое в малом
Отдастся во мне.
И смех у завалин,
И мысль от сохи,
И Ленин, и Сталин,
И эти стихи.
Железо и порох
Заглядов вперёд
И звёзды, которых
Износ не берёт.
Вот что пишет Ю.В. Емельянов в книге “Сталин. На вершине власти” (Москва, Вече, 2002 г.): “Ставя интересы страны превыше всего, в том числе и выше обвинений в антигосударственной деятельности, Сталин преодолевал даже личные антипатии и обиды. Именно поэтому Сталин позвонил поэту Борису Пастернаку и предложил тому высказаться по поводу судьбы Осипа Мандельштама, автора злых и обидных стихов о Сталине, который находился под следствием. Существуют различные версии этого телефонного разговора.
По словам А. Ахматовой, Сталин выяснил мнение Пастернака о Мандельштаме как поэте: “Но ведь он же мастер, мастер?”
На это Пастернак якобы ответил: “Это не имеет значения.” По словам жены Пастернака, поэт сказал Сталину, что между ним и Мандельштамом “дружбы, собственно, никогда не было. Скорее наоборот. Я тяготился общением с ним. Но поговорить с вами - об этом всегда мечтал.” В ответ Сталин резко сказал: “Мы, старые большевики, никогда не отрекались от своих друзей. А вести с Вами посторонние разговоры мне незачем”. Теперь я хочу фрагментарно, иллюстрируя ограниченным количеством стихотворений, показать отношение к Сталину поэтов - его современников и представителей следующих поколений.
Александр Вертинский в 1945 г. так оценил роль Сталина в Великой Отечественной войне:
Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь,
Сколько стоил ему Сталинград?
И в слепые морозные ночи,
Когда фронт заметала пурга,
Эти ясные, яркие очи
До конца разглядели врага.
Эти чёрные тяжкие годы
Вся надежда была на него.
Из какой сверхмогучей породы
Создавала природа его?
Побеждая в военной науке,
Вражьей кровью окрасив снега,
Он в народа могучие руки
Обнаглевшего принял врага.
И когда подходили вандалы
К нашей древней столице отцов,
Где нашёл он таких генералов
И таких легендарных бойцов?
Он взрастил их. Над их воспитаньем
Много думал он ночи и дни.
О, к каким грозовым испытаньям
Подготовлены были они!
И в боях за Отчизну суровых
Шли бесстрашно на смерть за него,
За его справедливое слово,
За великую правду его.
Как высоко вознёс он державу,
Вождь советских народов-друзей
