Играет музыка.
К о ч е т о в (считает). Двести двадцать, двести двадцать один, двести двадцать два, все рублевки. Дай-ка вон те деньги, Костик!
К о с т и к. А за программы получили?
К о ч е т о в. Программы хорошо шли. Вот деньги! Губернатор десять рублей положил.
О н у ф р и й (кричит). Костя, пойди выпей рюмочку, освежись! Да и вы, мытари!
К о с т и к. Некогда… Дина хорошо шампанским торгует. Удачный вечер! У нас в Стародубове давно такого не было, гляди, как разошлись стародубовцы!
Б л о х и н. Р…рождество!
К о ч е т о в. Дина умеет. С какого-то фрака двадцать пять рублей содрала!.. Тут в этой кучке будет ровно двести пятьдесят рублей, запиши, Костя. Да кто марки покупал? Опять не хватило, каждый раз не хватает!
Б л о х и н (роется во всех карманах, отовсюду тащит бумажки и мелочь). У Гриценко еще сколько, не знаю. Мы по три раза билеты продавали, а то и так пускали. Я одного гимназиста за двугривенный пустил… Постой, вот еще три целковых!
К о ч е т о в. Зайцы были?
Б л о х и н. Двух р-реалистов и одну гимназистку поймал. Говорят, что денег нет, танцевать хочется, я их пропустил.
К о ч е т о в. Сто десять, сто пятнадцать…
Продолжают подсчитывать.
Г р и н е в и ч. Ну-ка, налей еще рюмочку.
О н у ф р и й. Да тебе вредно! Скандалить не будешь?
Г р и н е в и ч. Нет. Я сегодня, Онуша, счастлив.
О н у ф р и й. Ну выпей, счастливым всегда можно… Так вот, брат, поехал я, значит, к Глуховцеву в деревню… Ты его не знаешь, а ничего, хороший был человек, меня очень любил. – За твое здоровье, Гринюша! – Отчего, думаю, не поехать: отдохну в тишине, среди сельского пейзажа, под сенью кипариса…
Г р и н е в и ч. Он в Крыму?
О н у ф р и й. Нет, в Курской губернии, у его жены свое имение. Ты не перебивай, это я про кипарисы для красоты повествования, у меня стиль такой возвышенный. Слушай! Ну и оказалось, что не надо было мне и ездить, только воображение я себе расстроил. Сижу это я утречком на террасе, как плантатор, чаек попиваю, а она, брат, как выскочит, да как начнет…
Г р и н е в и ч. Кто она?
О н у ф р и й. Да жена же! Супруга и мать! И давай она, брат, вопить, кто бублики поел, их тут пять было! А пятый-то я съел – понимаешь?.. Так он у меня в животе колесом стал, на нем же я и до Москвы доехал. Вот они какие… а хороший был человек!
Г р и н е в и ч. Ну не все, есть и там хорошие.
О н у ф р и й. Нету! Как он снял тужурку, так сейчас же и пропал, из глаз скрылся, как видение – дуреют они там отчего-то. Куда ты? Выпей рюмочку… Я на ихнюю жизнь, Гринюша, смотреть боюсь: у меня ум скептический и не выносит свинства!
Г р и н е в и ч. Твое здоровье, Онуша… А у нас народ славный, возьми хоть Стамескина того же… Наши его не любят, а если посмотреть…
О н у ф р и й. И Стамескин золотой человек, хоть и подлец! А Лиля? Да есть ли на свете другая такая душа! Маленькая – а голос влиятельный, как у архиерея: кого похвалит, а кого, брат, и осудит, да! – А Блоха? – Сережа, пойди, выпей рюмочку, замаялся.
Б л о х и н. Некогда, отстань.
О н у ф р и й. Видишь какой: не идет, казну считает! Нет, никуда я не уйду из университета, жил с товарищами, с ними и умру. Человек я одинокий, нет у меня ни отца, ни матери – и не надо мне их, ну их к черту! А позовут меня документы брать, лягу я в канцелярии животом на пол и умру, а бумаг не коснусь. Умру честной смертью, как храбрый солдат. Ишь как Козлик орет – тоже, дирижер! Вон он какой у меня – а какой красивый-то, а?
Г р и н е в и ч. Ну, я пойду.
О н у ф р и й. Ну, пойди, пойди, повеселись. Это что за гимназисточка была с тобою? Ничего, хорошенькая. Потанцуй с ней, потанцуй, но только помни, Гринюша: любовь вредное чувство. Ну иди, иди!
Гриневич уходит, Онуфрий мечтательно пьет.
К о ч е т о в. Шестьсот пятьдесят. Да в той кучке… да еще за шампанское…
О н у ф р и й. Эй, Блоха, да иди, выпей! Я умираю в корчах одиночества.
Б л о х и н (подходит, деловито пьет). Не мешай, сейчас сосчитаем.
О н у ф р и й. Какой скупой рыцарь. Я шучу; считай, считай, Сережа, ты у меня умница, математик, Пифагор.
Влетает в мазурке с гимназисткой Козлов – возбужден, весел, на груди кроме бантика цветы. Делает два-три па и наскоро наливает рюмку коньяку.