«Gaudeamus» - страница 16
Д и н а. (разочарованно). Ах, вот что! Так вот вы как живете, Петр Кузьмич, совещания у вас… Что это, водка?
О н у ф р и й. Водка.
С т. с т у д е н т (руки его дрожат, растерян). Как я счастлив, Дина! Наконец-то вы посетили мою одинокую убогую келью. Сердечно благодарю вас, Дина, вы и представить не можете, какую высокую радость вы мне доставили. Да благословит вас Бог!
Д и н а. (смущенно и ласково). Ну что вы, дорогой мой, я сама так рада… Я уже давно собиралась навестить вас, но так занята… а тут еще это.
С т. с т у д е н т (умоляя). Разденьтесь!.. Онуфрий, позвони, чтобы скорей чаю… Ужасно холодно.
Д и н а. (незаметно морщась). Право, я не знаю… Я спешу…
С т. с т у д е н т. Разденьтесь! Позвольте вашу муфточку… И сахару вели дать, сахару нет.
Д и н а. Ну хорошо. Но только чаю я не хочу, я на минуточку. (Раздеваясь.) Ну, как вы хозяйничаете, Петр Кузьмич, расскажите! У вас очень хороший номер.
С т. с т у д е н т (весело). Управляюсь! Я всегда сам хозяйничал, Дина, я не хотел, чтобы тяжесть хозяйства ложилась на одну жену, – это несправедливо. Я и на базар с корзиночкой бегал, конечно, только по праздникам, так как в будни…
Д и н а. Неужели? Какой вы милый, вас нельзя не любить. А это ваша спальня? Да вы совсем как настоящий студент… Вы дома всегда в тужурке ходите? К вам тужурка идет.
С т. с т у д е н т (тихо). Я – студент… Дина. Пусти на диван, Онуша.
Д и н а. Да и здесь хорошо, не беспокойтесь.
С т. с т у д е н т. Нет, нет, садитесь на диван. Впрочем… там одна пружина… Сиди, Онуша, голубчик! Вот кресло.
О н у ф р и й. Что же, звонить или нет?
Д и н а. Нет, не надо, я чаю не хочу. Так вот как у вас… и не скучно вам всегда одному?
С т. с т у д е н т. Почему вы думаете, что я один? Я всегда с товарищами. Вот Онуфрий Николаевич, милейший человек. Блохин… Козлов часто заходит. Мы такие ночи проводим, Дина! Пьем!..
Д и н а. (с ужасом). Неужели вы пьете, Петр Кузьмич?
С т. с т у д е н т. Нет, Дина, то есть да. Рюмку, так, иногда две хватишь… хочется разгула, Дина. Наша жизнь коротка!
О н у ф р и й. Разгула! Ну и фарисей же ты, старик!
С т. с т у д е н т (смеется и хлопает Онуфрия по плечу). Не ворчи, товарищ. Водка-то вся, тащи другую бутылку.
Д и н а. (изумленно). Да что с вами, Петр Кузьмич? Вот не ожидала! Неужели вы будете пить? Тогда я сейчас же уйду. Ну да – две рюмки!
С т. с т у д е н т (падая духом). Нет, это я так, это я для Онуфрия Николаевича. Посидите, Дина.
О н у ф р и й. Ну и фарисей же ты, старик! (Молчание)
С т. с т у д е н т. Ну, как вы спали вчера, Дина? Я вас замучил своими рассказами… и все такое грустное. Вы должны останавливать меня, когда я загрущу, – хорошо, Дина?
Д и н а. (с легким кокетством). Нет, ни за что! Мне так нравятся ваши рассказы и ваша грусть… Вы себя мало цените, Петр Кузьмич! Вы много читаете, – но почему же я не вижу книг?
С т. с т у д е н т. Представьте! Совсем забросил книги, да и некогда как-то.
О н у ф р и й. Он шведской гимнастикой занимается.
С т. с т у д е н т. Не ворчи, Онуша! И вы подумайте, Дина, я веду дневник!
О н у ф р и й. Мемуары.
С т. с т у д е н т. Нет – самый настоящий дневник. Мемуары, Онуша, это история, а дневник – это лирика, тайны души, вздохи сердца, которых никто не смеет подслушать. Да ты прозаик, ты не поймешь.
Д и н а. У вас электричество? А о чем же вы пишете?.. Да, кстати: к вам не заходил сегодня Александр Александрович? К нему есть поручение от одного знакомого, насчет музыки.
С т. с т у д е н т (опоминаясь). Александр Александрович?
Д и н а. Ну да. Что вы так смотрите? Послушайте, Петр Кузьмич, что вы так смотрите? Что-нибудь случилось?.. Да говорите же.
О н у ф р и й. Да ничего не случилось – почему, как только человек глаза вытаращил, так сейчас же должно что-нибудь случиться? (Крайне одобрительно.) Таращи, старик, таращи!
С т. с т у д е н т. Да ничего не случилось. Александр Александрович… он не совсем здоров.
Д и н а. Что с ним?
С т. с т у д е н т. Ничего, ничего особенного. Ах, Дина, да успокойтесь же! У него слегка болит голова. Он здесь, у меня.
О н у ф р и й. Лежит. Тенор – лежишь, брат?
