Доставку тела по исходу первого рабочего дня он доверил своему новому шоферу Коле.
Сюрпризы начинались приятным.
ВРИО закрепил за Сухининым новый "пульман", а его ауди с прежним шофером отдал кому-то из замов.
Кроме того, Сухинин узнал, что для Совета готовят пункт о назначении его – Сухинина начальником Департамента на Митрохинское место. И что самое главное, прошел слушок, что рассматривается вариант выкупа одиннадцати процентов, что наследовала Вероника и перераспределения этих акций между Митрохиным, Сухининым, Баклановым, Фридрихом Яновичем и Колей Кобелевым.
Ну…
– А Вероника? – тут же подумал Сухинин, – ведь тогда у Митрохина отпадает резон жениться на ней!
Хотя, с получением денег за Пузачёвский пакет, с экономической точки зрения Вероника оставалась весьма соблазнительной богатенькой вдовушкой. Но для Митрохина все-же это было мелковато. Если разве только для Бакланова? Но у того были иные виды на собственное будущее, он предпочитал плейбойствовать в своей квартире в районе Сентрал Парк и проводить полу-годовые отпуска в Майами-Бич и на Гавайях в местечке Уай-ки-ки… Алоха – одним словом!
– Так как же все-таки Вероника? Может, именно в этом и есть суть Митрохинского сюрприза? – думал чуткий в своей интуиции Сухинин, когда затянутый в новый тёмно-зеленый, почти черный смокинг от Бриони, не прокатный, а свой, ни разу не надёванный, и в слегка, но не так чтобы до зубной боли, жмущих зеленых крокодиловой кожи в цвет со смокингом туфлях, ехал, а вернее плыл в новом "пульмане" по Калужскому.
Уж тёмно: в санки он садится.
"Пади, пади!" – раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
Ухмыльнувшись, и щелчком сбив с шелкового лацкана несуществующую пылинку, вспомнил вдруг Сухинин из зазубренного им в детстве…
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым.
Да, насчет жратвы там в доме у вдовушки наверняка все будет на самом высоком уровне, в этом Сухинин не сомневался. Но ирония шла не от гастрономических ассоциаций, а от того, что сам Сухинин никогда не отожествлял себя с Онегиным, с этим холодным вариантом Байроновского плей-боя, адаптированного Пушкиным for Russian soil. Но что-то аналогичное было. И тонкая интуитивная нить предчувствия чего-то воистину иронично-пушкинского, просила и даже требовала разгадки.
– Неужели перемена в Веронике? – улыбнулся Сухинин, – у Пушкина Евгений передумал, очнулся, прозрел и влюбился. А тут Вероника! Забавно.
Сухинин достал из кармана телефончик и принялся набирать СМС сообщение.
"Милая, бесконечно замечательная Олеся, я скучаю без Вас. Привет Вам и Вашему бэби Рыжику"
***
Ривайвэл
***
Станция Тургеневская. Мне выходить.
Ой, кто это возле спуска на переходе? Да это же он – Вадя! Дедуля мой похотливый.
Караулит меня. Что делаем? Проходим не замечая. Если бы не так торопилась на работу, сейчас же юркнула бы обратно в вагон, благо поезд все еще стоит и двери не затворились. Но толпа уже подхватила и несет, а Вадя заметил и с лицом решительного идиота уже борется с течением, гребя локтями наперерез. Выбираю в толпе сочувствующее лицо попроще. Вот идет парень здоровенного борцовского сложения. "Извините, меня преследует сексуальный маньяк, помогите" – шепчу ему, доверительно по-щенячьи заглядывая в добрые боксерские глаза и виляю хвостиком.
А вон и милиционеры стоят, паспорт у туркмена проверяют. Лучше бы сексуальных террористов ловили, ей Богу!
"Товарищи милиционеры, родименькие, вот этот вот гражданин меня в вагоне лапал и вообще сексуально домогался, а вот этот добрый товарищ тому свидетель", – скороговоркой выпаливаю я ошалелым ментам. Мой спаситель боксер уже цепко держит по-рыбьи трепыхающегося Вадю и кажется, уже врезал ему пару раз для убедительности. Пройдемте, граждане, – отпустив таджика, говорят милиционеры.
Люся, ты его творишь, – кричит мой бедный похотун Вадя, – ты чего провокацию устроила!
