– Да так, – неопределенно махнул рукою Сухинин.
– А чего улыбаешься?
– А чего мне? Плакать что ли? У меня никто не умер.
– А я вот плохая жена была и плохая теперь вдова, – тяжело вздохнув, сказала Вероника, – у меня Пузачев умер, а я замуж хочу.
– И я жениться хочу, – признался Сухинин и тоже глубоко вздохнул.
Они стояли подле зимнего окна и глядели на хорошо освещенные фонарями дорожки сада внизу, как дворник узбек или таджик садовник широкой лопатою отбрасывал с аллеи свежевыпавший подмосковный снежок.
– На ком? – спросила Вероника.
И тут…
И тут в жизни Сухинина свершилось эпохальное событие.
Он рассказал Веронике про свою другую любовь.
***
– А где Вероника? А где Сухинин? – в самый разгар фуршета, кто-то вспомнил о затерявшихся хозяйке и главном виновнике вечеринки.
– Не надо, не ишите, пусть пошушукаются, – заговоршицки подмигивая Бакланову, сказал Митрохин, – женихабтся они, не будем мешать.
Но ВРИО оказался не прав.
Хоть и был ВРИО генерального директора крупнейшего в России и её окрестностях предприятия.
Сухинин совсем не женихался в этот момент с Вероникой. А скорее даже – наоборот, окончательно декларировал конец ее над собой власти.
***
– Я ее полюбил как-то сразу.
Вот увидал в первый раз, как она наклонилась и так естественно, и так по-женски, и так грациозно, как не умеют все эти…
И потом эта белая полоска у нее вот здесь, – Сухинин показал рукою себе на шею и грудь – На себе не показывай, – машинально и каким то неожиданно прорезавшимся у нее басом, сказала Вероника – Вот тут у нее белое, не загорелое, как у всех этих, что из соляриев не вылезают, и поэтому такой женственной она мне представилась, такой что-ли нежно-беззащитной, что я впервые за сорок лет ощутил себя мужиком, морально способным ее защитить.
– И мне ужасно захотелось плотской любви, я буквально завожделел, когда увидал у нее здесь и вот здесь эти белые незагорелые места от купальника,- Сухинин стоял у окна и глаза его были полузакрыты. Он не смотрел на двор, он смотрел в то недавнее свое прошлое, где была девушка Олеся и где в лучах таинственного невидимого света, исходящего от этой девушки, он вдруг избавился от плена Вероникиных чар, – сперва мне захотелось плотской любви, это было так неожиданно, и я даже едва не упал в обморок, – преодолевая подкативший к горлу комок, сказал Сухинин, – и это было такое естественное чувство, как желание напиться воды, когда долго полз по пустынным скалам и пескам, и вдруг увидал чистый источник с водопадом. Но странно, ведь я и прежде жил, и прежде страдал от жажды. Но я не хотел пить, вот в чем была моя беда. Значит я был болен, как бывают больны те люди, которые никогда не спят и многие годы живут без сна. Так и я был болен, что многие годы своей молодости и своей зрелой жизни я не хотел пить. То есть, я не желал плотской любви. А тут. А тут как будто пелена, как будто толстый заскорузлый струп отвалился от души и я вдруг выздоровел. И уже через мгновение после того, как я осознал, что желаю плотской любви с этой женщиной, я встретило ее взгляд. И тогда я понял, что еще и хочу ее душу. Не только ее тело, не только ее грудь, не только полоску незагорелой кожи, но и ее блеск в ее глазах, ее смех, ее улыбку, ее душу…
Вероника тихо плакала.
– Какая я дура! – сказала она и вдруг схватив его руку, прижала его ладонь к своей груди, – какая я дура, прости Господи, – повторила она и сильнее прижимая его ладонь к своей мягкой груди, она искательно снизу вверх посмотрела на него.
И тут он тихонько высвободил свою руку из под ее руки.
***
По дороге домой Сухинин вдруг поймал себя на мысли о том, что он уже давно не мечтал о мести и о справедливом мире, какой бы он устроил, будь в его руках клавиатура Божественного компьютера с помощью которой в реальном мире можно хозяйничать и распоряжаться судьбами людей, стран и народов, как простой игрок-пользователь делает это в мирке детской компьютерной игры "Симпс-2". А ведь раньше, для того чтобы отвлечься от грустных мыслей, для того чтобы поднять настроение после очередного унижения, испытанного им при встрече с Митрохиным или с ныне покойным Пузачевым, он придумывал, как бы наказал своих обидчиков – будь у него Божественная власть!