Гарри чуть не подскочил и в полном замешательстве уставился на Дамблдора.
— Рон уже дважды возразил мне, — пояснил призрак, — а ты все молчишь.
— А… Я думаю, сэр.
— И каков результат твоих размышлений?
— Мне пока нечего возразить. Я сопоставил то, что вы говорили и то, что я знаю… все сходится, сэр, я не вижу ошибок. Вы правы. А почему это вас беспокоит?
— Уже не беспокоит, — улыбнулся Дамблдор. — Раз ты сопоставляешь и проверяешь мои слова — все в порядке.
— Доверяй, но проверяй, — хмыкнула Джинни.
— Именно так, мисс Уизли.
— Джинни, сэр.
— Хорошо, Джинни. Но я буду называть вас «мисс Уизли» каждый раз, когда рассержусь на вас.
Теперь уже Джинни уставилась на Дамблдора. А он невозмутимо продолжил:
— Меня всегда сердит, когда что-то хорошее считают плохим. А это хорошее правило, мисс Уизли, если его применять ко времени и к месту. Хорошему человеку нужно доверять, потому что хорошие люди, как правило, не лгут. Но они могут ошибаться, и если вы будете доверять им слепо, вы будете принимать как правду и их ошибки. Вам разве мало своих ошибок, Джинни?
— А… — Джинни запнулась.
— «А разве у человека нет права на ошибку»? Так?
— Да, так!
— Нет, Джинни. Более того — такого права не существует в природе.
— Вы сами признавались в своих ошибках, сэр!
— Конечно, поскольку ошибки существуют. А право — нет. И это значит…
— Да?! Что это значит?
— Только то, что ошибки надо исправлять. И не повторять одни и те же ошибки только потому, что у вас есть некое право. Вы думаете, что есть непоправимые ошибки? Нет! Есть последствия, которые очень трудно свести на нет, но в целом это возможно. А ошибку поправить очень просто.
— Как, сэр?
— Так, как я уже сказал. Запомнить, что это ошибка, и больше ее не повторять. Думаю, не ошибусь, если скажу, что из ста, или двухсот, или тысячи ошибок, которые делает человек, только одна является новой, а все остальные — это ошибки, которые повторяются снова и снова. В привычку вошли…
— Почему вы никогда не говорили этого, сэр? — тихо спросил Гарри.
— Потому что я этого не знал, — так же негромко ответил Дамблдор. — Потому что ошибка, которую я назвал «Глупостью мудреца», заставлял меня думать, что я все открыл, все знаю и больше нечему учиться. И мне пришлось пройти дорогой боли, страдания и смерти, чтобы понять, как на самом деле обстоят вещи. А это очень глупый путь, Гарри, и я им не горжусь. Я оказался среди тех дураков, которые считают, что есть некий потолок, достигнув который, обретаешь мудрость.
— Потолок можно пробить! — воскликнул Рон.
— Вначале, возродившись в новой форме существования, я тоже считал, что это так, и что я пробил потолок. А потом понял, что считать такое — тоже глупо.
— Да?! А кто же тогда умный, сэр?
— Тот, кто знает, что никакого потолка нет и путь наверх бесконечен, — он окинул взглядом друзей. — Почему все остальные молчат?
— Потому что Рон первым задает наши вопросы, — спокойно ответила Луна. — Он всегда куда-то торопится.
Эта невероятная девочка могла кого угодно загнать в ступор своей прямолинейностью. Рон, машинально перебиравший ее волосы, так и застыл, потом рассмеялся. МакГонагалл, склонившаяся над Омутом памяти, оглянулась на них, на ее лице мелькнула сдержанная улыбка.
Гарри первый раз обратил внимание на то, что она делает. Ему уже доводилось видеть, как волшебник палочкой извлекает из виска мысль или воспоминание, похожее на светящуюся прядь, и осторожно опускает его в Омут. Мак-Гонагалл делала наоборот. Она извлекала из Омута серебристые нити, внимательно разглядывала, время от времени посматривая на какой-то предмет в левой руке — и либо возвращала в сосуд, либо поднимала палочку, и нити, затрепетав, втягивались в висок. Невилл, который тоже с интересом посматривал на нее, вдруг наклонился к Гарри:
— Ты видел, что у нее в руке?
— Что-то знакомое, — шепнул Гарри, — а что это — не помню.
— Шар-напоминалка! Помнишь, мне их бабушка все время посылала! Интересно, зачем он ей?
