Он повел волшебной палочкой — и воспарил в воздух. Джинни открыла рот.
— Вот так-то, дорогая! — торжествующе возвестил Слизнорт с десятифутовой высоты.
— Вы умеете левитировать сами себя? — закричала, задрав голову, Джинни. — Профессор, научите!
— Как-нибудь, дорогая мисс Уизли, как-нибудь! — Слизнорт плавно спустился на свою тыкву. — Знаете что? Как только профессор Мак-Гонагалл разрешит вам вернуться к учебе и вы проявите в изучении зельеварения такую же доблесть, как в великой битве, я с вами позанимаюсь, — он ласково улыбнулся. — Идет?
— А если не разрешит? — расстроено спросила Джинни. — Честно говоря, я не понимаю, почему она отстранила меня от занятий!
— Освободила, моя дорогая, — мягко поправил Слизнорт. — Я не хочу говорить заранее, она сама вам скажет… может быть, даже сегодня. Или в ближайшие дни. Вы будете ей очень нужны — это все, что я вправе сказать вам, — он перевел взгляд на Гарри и Гермиону. — И вы тоже, друзья мои. И вы, Ричард… ох, простите, Ральф!
— Рон, — привычно поправил Гарри.
— Да, конечно, Рон. Старость, память подводит!
Гарри украдкой глянул на Рона — не раздражает ли его по-прежнему несколько пренебрежительное отношение Слизнорта? Но Рон, похоже, этого не заметил. Он виновато косился на Гермиону, а та демонстративно отводила взгляд.
— Гермиона, — негромко спросил Гарри, — вы что? Поссорились?
— Да нет, — смущенно возразила она. — Скорее уж… поспорили.
Вздохнув, Рон пересел к ним.
— Все в порядке, Гарри! Просто… мы насчет учебы.
— Рон, я все же считаю, что мы должны доучиться! Немного ведь оставалось — полсеместра, даже меньше.
— Давай потом, Гермиона, — примирительно сказал Рон. — Я над этим подумаю, обещаю. Все равно — сейчас только первый семестр, мы уже все в нем прошли. Да и неизвестно, разрешат ли нам — считается, что мы все сдали. Все-таки мы победили. Это был настоящий экзамен!
— Ох, Рон… Ладно тебе. Но раз обещал — и правда подумай, а то…
— Что? Разочаруешься во мне?
— Нет, что ты?! Просто мне будет обидно.
— Да… Аргумент серьезный!
Рон вдруг засмеялся и похлопал Гермиону по руке.
— Ты согласен? — с надеждой спросила она.
— Подумать? Согласен!
На этот раз вздохнула Гермиона.
Хагрид зашел в хижину, вернулся с чайником и принялся прилаживать его на грубом металлическом треножнике. По его просьбе Гермиона зажгла под треножником свой знаменитый синий костерок, и вода вскипела в мгновение ока. Что у Хагрида всегда получалось хорошо — так это чай с душистыми травами, удивительно вкусный и бодрящий. От чашки чая не отказался даже молчаливый Флоренц, обычно не деливший трапезу с людьми.
— Гарри, — вдруг сказал он, осторожно дуя на чашку (кентавры не любили горячее), — нас с Симусом прислала Мак-Гонагалл. Просила передать, что будет рада видеть вас в своем кабинете.
— Ой, что же вы сразу не сказали?
— Зачем? Она вас ждет после окончания занятий, а до этого еще часа полтора.
— А, понятно… Спасибо, Флоренц. Как я понимаю, вы уже помирились с остальными?
— С остальными кентаврами? — уточнил Флоренц. — Нет, Гарри.
— Но Джинни рассказывала, что вы участвовали в битве вместе с Бейном.
— Да. В битве. Перед лицом врага мы забываем про распри — но лишь до тех пор, пока враг не повержен.
— Мне очень жаль, Флоренц.
— Не стоит, — серьезно возразил кентавр. — Вам не следует переживать за нас. Мы не люди, у нас другие обычаи и правила. Впрочем, если это вас немного утешит — стадо признает мои заслуги и мою верность, мне разрешено приходить и общаться с друзьями, у меня уже есть подруга, и скоро будет сын.
— Сын? — повернулась к ним заинтересовавшаяся Гермиона. — Вы можете заранее узнать?
— Нет, — улыбнулся Флоренц. — мы можем заранее решить.
Рон и Симус тоже перебрались поближе.
— Кстати, Флоренц, я сейчас подумал, — сказал Симус. — почему мы никогда не видели ваших женщин?
— Они не любят появляться перед людьми, — пояснил Флоренц, — и так лучше для всех. Вас они точно будут смущать — ведь кентавры не носят одежды!
Рон и Симус фыркнули.
— А вам нравятся человеческие женщины, Флоренц? — спросил Рон.
— Бывает, — спокойно ответил кентавр, — но, как вы сами понимаете, только выше пояса. И только эстетически, Рон. Конечно, какой-нибудь юный кентавр, еще не полностью вышедший из жеребячьего возраста, мог бы разволноваться и подумать: «Ах, если бы она была кентаврой!» — но не более того…