— Ва-ау! — ошеломленно закричала Джинни. — Ему удалось!
— Что? — хмуро бросил Перси, неохотно спускаясь по лестнице. — И кому удалось?
— Папе, кому же еще?! Папа! — крикнула она отцу, который с непонятным выражением спускался вслед за сыном. — Быть тебе Министром магии!
Артур Уизли даже притормозил на секунду, глядя на нее с недоумением, а Перси резко спросил:
— Да что ты несешь?
— Папа, мы тут загадали такое, — с демонстративной серьезностью начала объяснять Джинни (обращалась она к отцу, игнорируя Перси), — что если тебе удастся вытащить этого из спальни — значит, будешь Министром Магии!
Перси аж позеленел.
— Меня никто не вытаскивал и не посмеет вытаскивать силой! — заявил он. — А здесь я потому, что сам так решил! Чтобы вы не воображали, что я кого-то боюсь!
Постояв немного для придания своим словам значительности, он резко повернулся и направился в дальний угол, чтобы взять стул — вокруг стола все места были заняты.
Раздался всеобщий ошеломленный вздох. Миссис Уизли даже подалась вперед, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают — а потом откинула голову и начала хохотать. И меньше чем через секунду вся «Нора» сотряслась от общего смеха! Перси аж подпрыгнул от звукового удара и сделал пирует, повернувшись к ним — но слишком поздно. Все увидели его мантию, разорванную ниже воротника — как бывает, когда человека берут за шиворот и одним рывком ставят на ноги.
Конечно, мало ли отчего может порваться мантия? Однако вдобавок чуть ниже спины красовался великолепный, четкий отпечаток пыльной подошвы… так что все было ясно. Гарри даже почувствовал легкий укол совести, настолько жалко было смотреть на Перси (который, к тому же, явно не понимал, над чем смеются все). Но поделать ничего не мог — только держался за Гермиону, чтобы не упасть со стула, и смеялся так, что от выступивших слез запотели очки.
Перси явно догадался, что с его спиной что-то не так, и чуть не вывихнул шею, пытаясь разглядеть. Не смог, поджал губы и шагнул было к лестнице, но мистер Уизли загородил ему дорогу и покачал головой. Бедняге ничего не оставалось, как все-таки взять стул и втиснуться между сидящими. Смех понемногу затихал, зато Джинни с братьями принялись, ритмично хлопая в ладоши, скандировать: «Папа, быть тебе Министром, папа, быть тебе Министром!..» Печаль и напряжение незаметно растаяли. Перси, конечно, сидел насупленный, но о нем словно и позабыли.
— Хватит, ребята, угомонитесь! — крикнул Артур.
Гомон понемногу стих.
— Спасибо, — с плохо скрытым весельем добавил он, — только, к сожалению, шансов стать Министром у меня столько же, сколько и у…
Он замолк, пытаясь подобрать сравнение. Гермиона вдруг рассмеялась, бросила на него веселый взгляд и, перегнувшись через Гарри, что-то зашептала Рону.
— Ха! — воскликнул Рон. — Точно! А ведь это могло быть и пророчеством! Папа, помнишь, я тебе рассказывал — ну, когда я на пятом курсе подался в вратари?
Мистер Уизли помнил, конечно, как и все — и то, что Рон, нервничая, играл хуже некуда и в игре с Когтевраном пропустил четырнадцать голов подряд; и его неожиданно блестящее выступление на матче со Слизерином, обеспечившее гриффиндорской команде Кубок…
— Я тогда совершенно скис, папа, — сказал Рон, — после первого матча…
Он посмотрел на Гермиону.
— Мы тогда сидели в гостиной, — продолжила вместо него она, — перед Пасхой… И Рон сказал такое: «В этом году у нас столько же шансов выиграть Кубок по квиддичу, сколько у моего отца — стать Министром Магии».
— Ах так! — с напускной обидой сказал мистер Уизли. — Значит, ты в родного отца не веришь, да?
Рон с усмешкой глянул на Перси, который встрепенулся и стал внимательно слушать их разговор. А мистер Уизли сказал:
— Но ведь вы потом выиграли, не так ли? И во многом благодаря тебе, насколько я помню?
— Вот именно, папа, вот именно! — со значением заявил Рон. — Кто знает — вдруг я изрек пророчество?
Мистер Уизли рассмеялся, а Перси со злостью откинулся на спинку стула.
— Я бы на твоем месте не выпендривался так, — заявил он, — если вспомнить, как ты завалил прорицания на СОВ!
— Что ж, Перси, можно только радоваться, что ты не на моем месте, — не остался в долгу Рон. — И что меня еще больше радует — что я сейчас не на твоем месте!
