Они спустились в гостиную, где их уже ждал накрытый стол — весьма изящно сымпровизированные угощения, бокалы, свечи в стеклянных подсвечниках. Пока спускались по лестнице, Гермиона вдруг тихо спросила: «Я тебе понравилась, Гарри?», он засмеялся: «Не то слово!» и подкрепил эту реплику поцелуем.
И вспомнилось, как на пятом курсе, на рождественском балу он в первый раз за все годы учебы заметил, что Гермиона красива.
Им все же пришлось разомкнуть объятия — все мышцы затекли! Теперь они сидели чуть поодаль, положив ладони на сидение дивана и соприкасаясь только мизинцами — было очень забавно. Гарри усилием воли вынырнул из охватившей его счастливой истомы и стал слушать — Гермиона рассказывала:
— …кое-что было даже неплохо. Мне не нужно было есть, пить, не нужно было спать, я никогда не уставала. Могла брести сутками. Ни разу не присев, без остановки проходила сотни миль. Там нет времени. Все похоже… на все. Пройдешь сто или тысячу миль — а вокруг та же равнина, белые асфодели, иногда скалы, холмики… Да, я была очень сильна, раза два запросто опрокидывала каменный столбы — просто так. После того, как Гарри меня оживил, что-то от этого еще какое-то время оставалось. Видели, как я несла его? Что? Да, Гарри, я и правда несла тебя от ворот Хогвартса до самой лестницы, более того — бежала с тобой на руках, однако на лестнице я окончательно стала живой — потому и упала! Только не подумай, что жалею об этом — господи, как хорошо жи-и-ить! Все чувствовать! Я ведь там ничего не чувствовала. Ни радости, ни страданий, одна долгая-долгая тоска. Пустая совершенно… Там на всех давит сила дементоров, и кажется, что внутри тебя — вода, застоявшаяся вода болота, а все, что делает тебя человеком, все мысли, ощущения, желания — все под этим давлением осело на дно, спрессовалось в какую-ту тину и только изредка, когда что-то ее слегка взбаламутит, что-то ненадолго поднимается… Так бывало, когда я кого-нибудь встречала. Такого, как я — тень. Мы останавливались и долго стояли, или некоторое время шли вместе, хотелось поговорить, но ничего не приходило в голову, нечего было сказать, и через некоторое время мы расходились. И я брела дальше. Ох, неохота все это рассказывать!
— Не рассказывай, — подала голос Эльза. — Все позади, Гермиона.
— Да, все позади. Однако, Гарри… Ты должен знать об этом все.
Гарри засмеялся:
— Успеешь.
Ничто, даже рассказанное Гермионой, не могло развеять наполнявшее гостиную тихое и теплое счастье. Гермиона снова прильнула к нему, и он начал осторожно касаться губами ее шеи, не столько целуя, сколько лаская шелковистую кожу. Он услышал негромкий смех Эльзы, потом она сказала:
— Джерри, посмотри на них… Почему ты никогда так не делал?
— Не знаю… не додумался, видимо. Ну и что? Никогда не поздно научиться.
— Послушайте, мама с папой, — пробормотала с закрытыми глазами Гермиона, — когда вы наконец станете взрослыми?
— Сначала ты повзрослей, деточка, а мы посмотрим, как это выглядит.
— Мама! И ты туда же?! — сонно возмутилась Гермиона, потом, улыбнувшись, опустила голову ему на плечо. — Хватит, Гарри, ты меня совсем усыпил…
Гарри вопросительно посмотрел на Грейнджеров. Эльза с улыбкой объяснила, где спальня для гостей, он осторожно, нежно и с некоторым страхом поднял Гермиону на руки и понес к лестнице. Девушка почти спала, улыбаясь и крепко держась за его шею. Не уронить бы, думал Гарри, осторожно нащупывая ступеньки, не закружилась бы опять голова, вот позор будет — она меня донесла до Хогвартса, а я не смог донести ее до спальни… Он вдруг засмеялся — ну нелепые же страхи!
И все же почувствовал большое облегчение, когда лестница осталась позади.
Глава 3. Вторжение рыжих.
Он улыбнулся, не открывая глаз — Гермиона осторожно касалась губами его лица, и это было так приятно! Сквозь веки просачивался дневной свет.
«Сколько же мы проспали?»
— Гарри! Так ты не спишь?
— Давно.
— А почему притворяешься?
— Я не притворяюсь. Я просто…
— Ты просто боялся, что откроешь глаза, и я исчезну? Я здесь, Гарри!
— Да… — он заморгал.
— А я так боялась тебя разбудить! — Гермиона прижалась к нему, ткнулась носом в плечо. — У тебя было такое спокойное лицо… Это ничего, что я оделась? Мне стало немного холодно.
