— Что это было? — спросил я, стараясь побороть некоторое головокружение.
— Обыкновенный учебник истории. Для восьмого класса земных школ. У вас ещё будет время его проштудировать, и вы узнаете, как были разрешены на Земле многие из тех проблем, над которыми бились "колумбы".
…"Тихая сельва" шумела вовсю, ртуть на шкале веселья пёрла вверх. Вкруг каменного очага в центре зала раскачивался плечо в плечо горластый хоровод. Там плясали акционеры "Жако" и "Унты" в жёлто-зелёных, бело-голубых и сине-канареечных клубных костюмах; плясал, подмигивая мне, двухметровый мясистый младенец из "Высшей костоправки" со своей милочкой Джейн, живой картотекой; дородные дамы — патронессы "Союза матерей в защиту детей природы" в боа, надёрганных из хвостов защищаемой ими птички вау; розовый проблемист Кэдмен, сизоносый аналитик Жиро и врач-стоматолог Грумбах — его пальцы в перстнях теребили, как струны, подтяжки цветов футбольной команды "Бранцоза". Они резвились грубо и неотёсанно, воображая себя детьми сельвы, которую они не нюхали, и головы мёртвых детей сельвы — чёрного коня и красной пумы скалились на них со стен.
— Пир во время чумы, — усмехнулся Йошикава.
— Живо, — сказал я, — живо, я почти догадался, но всё-таки признавайтесь. Мил человек, мне надоело, что тут вокруг все выдают себя не за то, что они есть на самом деле.
— Я то, что я есть на самом деле. У меня действительно юридическое образование. И, кроме того, философское. Разрешите рекомендоваться — доктор социологии Йошикава. На планете Руссо я представляю… извините, не совсем официально… планету Земля.
— Связь есть? — быстро спросил я. — Вызывайте своих. Тут такое творится, а мы рассиживаемся.
— Не входит в мои полномочия. Там, откуда я родом, известно давно, что революцию не экспортируют. Мы, люди, верим в вас, людей.
— Слушайте, — закричал я, — да в кого тут верить — в этих? Их же всех Том купил, разве вы не видите? Купил и растлил!
— Извините, — спокойно сказал Йошикава, — это совсем не так. В его утопическом плане создания некой, я бы сказал, футбольной псевдоцивилизации есть одно неучтённое звено. "Колумбы" были мечтатели, догматики, к сожалению, и очень плохие диалектики. В этом их трагедия. Но не всё из посеянного ими заглушили сорняки. Я прошу вас прийти завтра в десять утре на площадь перед парламентом и описать увиденное вами так красноречиво, как это можете вы.
Зал грохотал, лупя кружки о кружки, в пивную пену которых плескали, уже не таясь, виски, джин и чёрт-те что. Патлатая певица хрипло выла с эстрады:
Страшная сельва! Красною пумой
Солнце по веткам лезет в зенит!
И ей подвывали не только сакс, банджо, рояль и ударные — все, сколько есть, фирмачи, зубодёры, тотошники, канцелярская нечисть:
Лучше не помнить! Лучше не думать!
Если разок, чёрт с тобой, изменить!
— Весьма неглупая песня, — сказал Йошикава.
— Эта чушь?
— Разумеется. Стоит хоть раз изменить, и тогда уж действительно лучше ни о чём не помнить и не думать. В этом наш с вами оппонент прав. Но в вашу именно в вашу — задачу и входит возвращать людям их память.
— Скажите, доктор, а что, с вашей точки зрения, футбол действительно яд?
Он рассмеялся и словно помолодел:
— По-моему, футбол прекрасен. Учась в университете, я сам играл в футбол. Правого защитника.
— Вот те на. А я — в средней линии.
— Как знать, — сказал он, — может быть, мы с вами здесь сыграем ещё в футбол. В командах, конечно, старшего возраста. А теперь нам пора. Если вы не увидите меня завтра на площади, мой дорогой друг, не огорчайтесь. Всё будет как надо. Я в этом совершенно уверен.
— Мик, — спросил я, — вы не боитесь?
— Социолог тот же естествоиспытатель. Опасность порой входит в условия эксперимента.
Маленький доктор уходил, прямо держа свою узкую, слабую, свою несгибаемую спину.
Я проводил его взглядом и пошёл в редакцию.
21 июля 52 года Освоения на первой странице "Старлетт" был опубликован мой репортаж о невиданном по масштабам и накалу массовом митинге на площади перед парламентом.
Он явился началом тех событий, которые достаточно подробно описаны в нашем учебнике истории, и поэтому я умолкаю.
