Исправник, уже подкрепленный сотней казаков из Коврова, говорил дерзко, угрожая расправой. Но когда его освистали, сбавил тон и заверил, что арестованный сегодня не будет отправлен во Владимир.
Демонстранты в своих речах заявили резкий протест против произвола царских властей и договорились собраться на митинг утром 25 марта.
Лавров не солгал: Арсений провел ночь в шуйской тюрьме. Но исправник не спал: он срочно оформлял документы на арестованных, составлял списки найденных документов и определял, какой части и где стоять утром от тюрьмы до вокзала, по пути следования Арсения и Гусева.
Брал Арсения и Гусева пристав 1-го стана коллежский асессор Декаполитов по доносу. Захватил у Арсения два револьвера — маузер и браунинг, два карабина системы «Винчестер», гектограф и 81 прокламацию, напечатанную при захвате лимоновской типографии.
Были подробно переписаны найденные при обыске экземпляры Устава шуйской организации РСДРП, отчеты шуйской партийной группы за январь 1907 года и книги: «Капитал» Маркса, «Пролетариат и крестьянство» Плеханова, «Богатство и труд» Струмилина, «Положение рабочего класса в России» Пажитнова; брошюра «Чего хотят социал-демократы» и протоколы IV (Объединительного) съезда РСДРП.
И в протоколе ареста Лавров написал постановление: «Неизвестного звания человека, назвавшегося Арсением, задержать и вместе со всем найденным по обыску представить на распоряжение»…
У Павла Гусева — крестьянина деревни Баламутовой Шуйского уезда были найдены «две книги нелегального удержания, извещение ЦК социал-демократической партии о тактике по отношению к Государственной думе, программа партии «Народной свободы» и разная переписка».
С каким-то удивлением губернатор Сазонов доносил Столыпину, что «Арсений утром 24-го марта заявил исправнику, что все шуйские фабрики встанут и рабочие придут ему на выручку. Действительно в 10 часов утра 24-го марта 1907 года фабрики (одна за другой) остановились». Значит, Арсений был крупным работником, решил губернатор. И, отмечая служебное рвение пристава Декаполитова, объявил ему благодарность.
Демонстранты еще не успели собраться на митинг 25 марта, когда Арсения и Павла увели на вокзал. Во всю ширину улицы сомкнутым строем двигалась казачья сотня. Кони пробивали подковами снег над булыжником. Звенели шпоры, звякали шашки, колыхались пики. И была мертвой перед этой сотней предрассветная весенняя улица. Две роты солдат с боевой выкладкой шли четырьмя шеренгами — спереди, позади и с боков от двух молодых людей с распухшими лицами, словно перепаханными держимордами.
И тот, кто успел увидеть эту страшную процессию, не скрывал ненависти к палачам.
— Убийцы, душегубы! — кричали женщины.
— Арсений, не падай духом! Покажи себя извергам! Мы ждем тебя! — подбадривали его товарищи.
Но ждать новой встречи пришлось десять долгих лет…
Шуйские большевики послали в Питер телеграмму своему депутату Н. А. Жиделеву. Он вместе с Г. Алексинским и А. Романовым (крупным провокатором, в те дни еще не разоблаченным) потребовал от губернатора Сазонова немедленно расследовать обстоятельства ареста Арсения, избитого полицией, и освободить его.
Сазонов даже не счел нужным отвечать депутатам думы. И Столыпин дружески похлопал его по плечу: «Члены Государственной думы не имеют никакого права обращаться к вам с требованиями. Вы совершенно правильно оставили их заявление без ответа».
— Дума думой, а царя с ней не спихнешь! — сделали правильный вывод товарищи Арсения.
Отсекли Арсения от Шуи, от близких друзей и увезли во Владимир. Теперь теплилась лишь одна надежда: организовать ему побег. Этим делом не один год занимались многие товарищи, в том числе и Станко — Уткин, пока не оказался в одной камере с Арсением.
Человек наделен был огромной энергией. Он навечно сросся с рабочим коллективом, который признал его своим. Он расправил крылья буревестника для стремительного полета в будущее. И все пошло прахом в одну роковую ночь! Резвый скакун сломал ногу и распластался на земле, тараща испуганный агатовый глаз. Упала на прибрежную гальку с перебитым крылом чайка. Грубо вырвали из земли цвет, имя которому «корень жизни»!..
