— Пока держимся! Полиция не злобствует, всех без разбору не берет. Но про тебя спрашивала не раз.
— Вот и не теряй времени, дорог каждый час!..
Настроение было бодрое. И хоть съезд принял половинчатые решения, но в Стокгольме прошел Арсений большую школу, и кругозор его стал шире. А главное, не надо было в корне менять тактику и формы борьбы — шуйские большевики стояли на верной позиции. Новым было — профессиональные союзы и предстоящая возможность послать своего депутата в Государственную думу, поскольку бойкот ее прекращался. Все остальное надо было продолжать в старом ключе — вовлекать передовых рабочих в партию, развертывать кружки, укреплять боевую дружину и теснее держать связь с деревней.
После первых же отчетных докладов в Иваново-Вознесенске и в Шуе к исправнику Лаврову полетели доносы: снова появился Арсений, побывал он за границей на съезде, привез инструкции от Ленина.
Слежка усилилась. Ловили его в Шуе, а он выступал в Кохме. Кидались в Кохму, он был в Родниках. Там искали, а он уже уезжал из Кинешмы. Но круг помалу замыкался. У дома Закорюкиных денно и нощно прохаживались городовые, квартиру пришлось сменить.
Рискуя потерять работу и оказаться за тюремной решеткой, шуйские рабочие помогали ему всячески, а в минуты опасности готовы были пролить свою кровь, чтобы защитить вожака. Такой всенародной любви они еще не выказывали никому!
Комитетчики предложили ему уехать в Иваново-Вознесенск.
Но он медлил. В Москве сказали ему, что вскоре приедет в Иваново Ольга Афанасьевна Варенцова, по кличке Екатерина Николаевна. И он непременно хотел дождаться ее. План был простой: передать эстафету и на какой-то срок скрыться.
Ольга приехала в разгар лета — под петров день. Они наговорились вволю, и Арсений мог начать сборы: у большевиков «Ситцевого края» появился отличный руководитель — из старшего поколения ленинской гвардии.
Варенцова была в два раза старше Арсения — ей шел сорок пятый год. От долгой подвижнической жизни нелегала была она изнурена и привыкла жить так скромно и одеваться так просто, что ничем не выделялась в массе работниц. Только в больших глазах слишком ярко и смело лучились воля и мысль.
Тут ее знали с давних пор, когда трехлетний Миша Фрунзе носился босиком по пишпекским пустырям за фалангами и скорпионами. Она и родилась здесь — в семье разбогатевших крестьян-ткачей, религиозных до фанатизма, давших обет богу постричь ее в монахини. Она бы и пропала в монастыре, но выручил дед Дементий: вовремя просветил девочку. Ольга не раз вспоминала, что дед был ее воспитателем, «приучившим меня делить общество на угнетенных и угнетателей». С его помощью вырвалась она во Владимирскую гимназию, а потом уехала в Москву на Высшие женские курсы.
И начался тернистый и радостный путь революционера: «Народная воля» и одиночная камера в шуйской тюрьме; забастовка ивановских ткачей в 1895 году, тайная встреча с Лениным в Уфе, «Искра».
Затем стояла у истоков «Северного рабочего союза» в Ярославле и была членом его Центрального комитета. Провокатор Меньшиков помог ей оказаться в Бутырской тюрьме: дал он ей весьма лестную характеристику: «…заядлая социал-демократка искровского толка. Много работала в Иваново-Вознесенске, жила в Уфе… Переселилась в Ярославль, и, вступив в местный социал-демократический комитет, она являлась агентом «Северного союза», участвуя на съездах деятелей оного, а равно в выработке Программы и Устава его… Лично ведет постоянную пропаганду среди рабочих… Занималась сама гектографированием и разбрасыванием преступных воззваний…»
После Бутырки — воля, работа об руку с Николаем Бауманом, затем в осеннем Питере 1905 года — большевистская «военка»: вместе с Емельяном Ярославским и Розалией Землячкой руководила Варенцова военной организацией большевиков.
— Я под «оптическим прицелом», — сказал Арсений, прощаясь с Ольгой. — Через неделю скроюсь: поживу у брата и полечусь немного. Но перед отъездом хочу хлопнуть дверью: у нас в Шуе первое открытое собрание профсоюза, и я сделаю на нем доклад…
Странная сложилась ситуация летом 1906 года, когда рабочее движение после ноябрьского разгула «черной сотни» оживилось вновь. Можно было открыто созвать рабочих по делам профсоюза; можно было зачитать и обсудить «Устав профессионального союза рабочих текстильного, пряде-ситцепечатного и ткацкого производства в Шуе», написанный Арсением. И подчеркнуть притом, что основной задачей профсоюза признается борьба за улучшение материального и правового положения рабочих. Но нельзя было Арсению показываться на трибуне. Он был обложен со всех сторон. И все же рискнул.
