Это было в ночь на 9 августа 1915 года.
Сбежал «опасный государственный преступник»! И иркутские голубые мундиры, решив отвести удар от себя, придумали уникальный ход — свалить всю вину на тюремную администрацию.
В те дни исполнял обязанности начальника иркутского жандармского управления подполковник Карпов. Он и настрочил служебный донос губернатору 20 августа, за номером 12 422: «…Бежавший в ночь на 9-е сего августа из Оёкской волостной тюрьмы… Михаил Васильевич Фрунзе уже был доставлен в Иркутскую тюрьму. Но ввиду описки волостного управления в открытом листе, фамилия Фрунзе была искажена. И начальник тюрьмы, вместо того чтобы запросить вверенное мне Управление хотя бы по телефону, числится ли у нас в списке других лиц, ожидаемых прибытия в тюрьму, данное лицо, он Фрунзе не принял и отправил его обратно в с. Манзурку, несмотря на то, что в открытом листе указано, в чье распоряжение следовал Фрунзе».
Такую проделку жандармов не могли стерпеть тюремщики. И на их сторону встал губернатор, так как они непосредственно подчинялись ему. Он и ответил шефу иркутских жандармов полковнику Балабину, чтобы он поискал Фрунзе у себя, потому что означенное лицо не было доставлено 10 августа в иркутскую тюрьму. «Под этой фамилией прибыл другой арестант, назвавшийся в тюрьме Кирилловым, причем приметы этого последнего арестанта не сходились с приметами открытого листа на Фрунзе».
А пока шла эта переписка, иркутские большевики не только приодели своего боевого товарища, но и сделали ему хороший паспорт на имя дворянина Владимира Григорьевича Василенко. И в последних числах августа направили его с надежной явкой в Читу.
Читинские товарищи устроили его на службу в губернское переселенческое управление. Фрунзе числился временным агентом справочного бюро при статистическом отделе.
Служебная карьера господина Василенко длилась всего четыре месяца: с 1 января 1916 года он был уволен в связи с окончанием временных работ.
К делу он относился не формально: оно соответствовало профилю его занятий в Политехническом институте. И давало широкую возможность знакомиться с положением переселенцев из центральных губерний России в Забайкалье.
Большую часть служебного времени он провел в разъездах между Иркутском и Читой. А это позволяло ему повидать широкую публику в Восточной Сибири и закрепить связи с партийными деятелями большого масштаба. В Иркутске отбывал ссылку старый друг Ленина Миха Цхакая, и Фрунзе подружился с ним. На станции Мысовой, где расстреляли Ивана Бабушкина, и в Верхне-Удинске отбывали каторжные работы два большевика — члены II Государственной думы — Василий Серов и Александр Вагжанов. Фрунзе привозил им деньги и партийную литературу.
Выводы господина Василенко о бедственном положении переселенцев — а некоторые из них жили «хуже арестантов» — не очень нравились начальству. И оно рекомендовало своему агенту вести себя осторожнее. Но то, что не попадало в очередной доклад по начальству, было разумно использовано на печатных страницах еженедельного журнала «Восточное обозрение». Это издание задумал и хорошо осуществил господин Василенко. Но цензоры были строже дирекции переселенческого управления, и они очень скоро прикрыли этот общественно-политический журнал «крамольного направления».
О его редакторе жандармы сделали запрос читинскому полицмейстеру. Тот — со слов пристава второго участка — ответил, что «дворянин Владимир Григорьевич Василенко прибыл из Петрограда, проживает в Чите, Уссурийская улица, дом Михновича… Сведений о судимости и политической неблагонадежности… не имеется, поведение и образ жизни Василенко ведет хороший».
Но у жандармов были и другие сведения: Василенко вел двусмысленные беседы с рабочими во время разъездов по железной дороге, не скрывая своих пораженческих настроений; в своей квартире он собирал людей, не пользующихся расположением властей. А его публичные лекции вызывают много кривотолков.
И жандармы начали негласное наблюдение за господином Василенко.
Сам он догадывался, что от жандармов ему не укрыться. Но держался смело, независимо, правда, не переходя границ, за которыми грозила тюрьма. Да и неприятный осадок оставила одна случайная встреча в трактире со стариком в Нерчинском округе. Надо же случиться такому: старик знал всю подноготную семьи дворян Василенко и дал понять Фрунзе, что он проживает по паспорту человека, который закончил свое бренное существование в 1913 году.
