Вешалки в прихожей прогибались под тяжестью пальто. Непоместившуюся одежду пришлось свалить в кучу прямо на полу. Из комнаты доносилась джазовая мелодия.
— Мне ведь не надо всем представляться, а? — немного волнуясь, шепнул я Инкеи.
— Не надо, — ответила вместо него Магда и рассмеялась. Смех у нее был беззвучный, мимический. Ни разу не слышал, чтобы она засмеялась громко.
Кто-то пробежал через прихожую, крикнул Инкеи:
— Привет, Золти!
«Золти!..» А меня здесь не знают. За этим приветствием потянулись из памяти залитые солнцем длинные улицы, дома, индейские племена, библиотечные книжки, игры в салки и полные совместных переживаний письменные работы. «Золти!..» Ребята обмениваются остротами, о чем-то секретничают друг с другом и дразнят девчонок. А те презрительно кривят губы или, не удержавшись, показывают им язык.
Меня здесь не знают.
— О, новый мальчик! — закричала Марго.
В гостиной толпилось человек тридцать — ребята и девушки. Одни танцевали, другие, собравшись в углу, рассказывали анекдоты.
— Не мешало бы и погромче сделать, — сказала Марго, вдруг оказавшаяся прямо передо мной.
Музыка зазвучала сильнее. «Джо, Джо, Джо!..» Голос певца заполнил комнату, и я почувствовал приятное головокружение. Прекрасная песенка. Пластинка была американская, а в те годы их привозили только спортсмены да работники внешней торговли. «Семейка не из бедных», — подумал я и улыбнулся. Музыка мне нравилась.
— Хороша пластиночка, правда? Старик привез, — сказала Марго. — Тебя, кстати, как зовут-то?
Я ответил, Марго засмеялась.
— Ты деревенский, да?
В тот момент мы с ней уже танцевали, и Марго зашептала мне в ухо:
— Да ты не расстраивайся, старик, а главное — не говори никому. Я и сама из деревни.
У нее была красивая фигура и обесцвеченные перекисью водорода волосы. Узнав, что я скульптор, она сказала:
— Отлично, братишка!
Ко второму часу ночи мы остались втроем — Инкеи, Магда и я. Марго полчаса как ушла в сопровождении двух ребят. Она и меня звала, но Инкеи подал знак, чтобы я остался, иначе я с радостью пошел бы. Чертовски забавная все-таки эта Марго.
— Прекрасный выбор, — смеясь, похвалила Магда.
— Почему?
— Канителиться с ней долго не надо, — отеческим тоном объяснил Инкеи и сообщнически подмигнул.
Я пожал плечами: вот еще!
— В другой раз тоже приходите, — сказала на прощание Магда. Глаза ее пронизывали меня насквозь. — Если захотите, приглашу для вас и Марго, — чуть погодя добавила она, и взгляд ее смягчился.
Отец Магды работал в какой-то внешнеторговой организации, говорил на четырех языках. За границей он был не иначе как «мистером» и «мсье». Впрочем, и в Венгрии тоже, только здесь к нему обращались «товарищ Секереш».
— Вы избрали хорошее поприще, ребята, — однажды сказал он нам. — Перспективное!
— Туман надо бы написать, — пробормотал сумасшедший граф.
Мы с ним стояли среди картин. Он переворачивал их, раскладывал веером на полу. В руке граф сжимал корень, с которым не расставался с тех пор, как забрал его у меня. Некоторое время он любовался им, держа на вытянутой руке, потом принялся расхаживать между картинами.
— Все еще куб? — спросил я.
— Все еще.
Сумасшедший граф учил меня рисовать. Три месяца кряду я делал наброски одного и того же куба, и лишь когда пошел уже четвертый месяц, он наконец удовлетворенно кивнул и сказал:
— Можно переходить к цилиндру.
Сам он в моем присутствии никогда не работал, а лишь прохаживался среди картин, сжимая в руке корень. Время от времени он останавливался за моей спиной, смотрел, что у меня получается, иногда отбирал карандаш и что-нибудь исправлял в наброске. Рисовал сумасшедший граф гениально. Тогда я еще не понимал, зачем он малюет какие-то разноцветные пятна причудливых очертаний и невообразимые фигуры. В его картинах было нечто такое, что завораживало, пленяло меня, но что именно — я никак не мог понять.
Впрочем, не все его картины были такими. Одна-единственная, висевшая на стене, изображала мальчика. Удивительная картина. О ней можно сказать все то, что я говорил о скульптуре, фотоснимок которой ношу при себе. Только грусть, безысходность на этой картине были сильнее. От нее веяло красотой. Созданной рукой мастера красотой гармонии цвета и формы.
