Потом он стал стричь паренька. Щелкал ножницами, ловко орудовал машинкой. Веснушчатый щурился, состриженные волоски попадали ему на ресницы. Когда половина головы уже была острижена наголо, он вдруг сказал:
— Музыка — это так красиво.
Парикмахер перестал стрекотать машинкой, поглядел на макушку маленького клиента — забавно, как этот веснушчатый малец сказал: «Музыка — это так красиво».
Вдруг за окном заревели трембиты[5], заухали барабаны. Среди всех инструментов особенно выделялся большой барабан.
— Пам-барабам-пам-пам, — подхватил парикмахер.
Веснушчатый улыбнулся.
— В большой барабан Смерть бьет.
— Смерть? Почему смерть? — удивился парикмахер, собрав лоб в морщины.
— Так это ребята из исправительного дома.
— Знаю, они. Да смерть-то при чем?
— Барабанщика так прозвали: Смерть. А другого Лошадиной Башкой кличут. Вы их не знаете? Они же еще в футбол играют всегда возле церкви Сердца Иисусова.
Веснушчатый паренек, теперь уже совсем с голой головой, взялся за дверную ручку, постоял, драя ботинком протертый маслом пол, словно палубу, и вдруг спросил Воробья:
— На площадь не пойдешь?
— Пойду, — поспешно откликнулся Воробей и тотчас виновато оглянулся на парикмахера, чувствуя, что в этой поспешности было что-то неловкое. Но парикмахер ему улыбнулся.
Выйдя на улицу, они, не сговариваясь, припустили бегом — обоим хотелось догнать ребят из исправительного. Вдруг веснушчатый притормозил и повернулся к Воробью.
— Меня, между прочим, Шани Ботош зовут, — сказал он.
— А меня — Воробей.
Был вечер, стемнело, должно быть, потому он и принял Бандита за Гундрума. Воробей шел домой, развлекаясь тем, чтобы ступать точно в середину больших гранитных плит тротуара. Из-за этого приходилось иногда даже прыгать. Увидев впереди плотную мальчишескую фигуру, он бросился догонять; почти догнав, заметил, что тот одет в серую форменку исправительного дома, но все же окликнул:
— Гундрум!
Шедший впереди обернулся, и Воробей понял, что ошибся: мальчишка, смотревший сейчас на него, был ему совсем незнаком. Правда, лицо у него было такое же смуглое, как у Гундрума, но гораздо, гораздо красивей.
— Я думал, ты — Гундрум, — растерянно пробормотал Воробей.
— А кто такой Гундрум? — спросил незнакомец в серой одежке.
— Он со мной в одном классе учится.
— И похож на меня?
— Нет, только сзади. Лицом не похож.
Некоторое время они молча шагали рядом, потом Воробей робко спросил:
— Ты из исправительного?
— Оттуда. Только называть его полагается, чтоб ты знал, не исправительный, а воспитательный — воспитательный дом для мальчиков, — звонко сказал красивый мальчик и, старательно вытянув губы трубочкой, плюнул, стараясь угодить как можно дальше, даже наклонился вперед.
— У нас на хуторе есть один парень, он на двенадцать метров может плюнуть, — сказал Воробей.
— Не загибай.
— Правда, может, богом клянусь.
У перекрестка Воробей остановился, кивком указал на Будайский проспект.
— Ну, привет, я здесь живу, — сказал он. — Вообще-то меня Воробьем зовут. А тебя?
— Бандитом.
— Как — Бандитом? Почему?
Воробей ошеломленно смотрел на чужого мальчика, чье лицо смутно белело в сумерках, и судорожно мял в пальцах рукав пальто. Однажды ему попалась книжка о бандитах, она была в желтой обложке.
— Просто так, — сказал Бандит. — Такое вот имя.
— Настоящее?
Бандит засмеялся. В его смехе было что-то холодное, жесткое. Воробью вдруг отчаянно захотелось быть уже дома.
— У тебя спичек нет? — спросил Бандит.
— Нет.
— Жаль. А то покурили бы. Вот, только что раздобыл.
Он выудил из кармана куртки мятую сигарету и показал Воробью.
— Я не курю, — почти шепотом сказал Воробей.
— Ну и что, спички-то все равно мог иметь. Посидели бы с тобой вот здесь, на стенке этой, покурили. Неохота еще домой идти.
— А мне уже пора, — сказал Воробей.
— Ну и ступай, коли труса празднуешь.
— Кто труса празднует?
— Ты!
— Я-то нет.
— Тогда пошли, влезем на эту ограду, я тебе что-то скажу.
Они уселись на каменной стене, в том месте, куда не достигал свет уличных фонарей.
— Махнемся одежкой? — спросил Бандит, когда они уже сидели наверху.
— Зачем?
— Деру дать хочу.
— А ты почему в исправительный дом попал? — спросил Воробей.