поперек, с утра и до утра!
А начальство — все власти до Монарха включительно — верило в преданность и
усердие подчиненных. И чем выше был начальник, тем тщательнее очищался путь его от
терний, а следовательно, и от Правды. Таким образом, Правда менее всего была доступна
тому лицу, которого господа лжецы и льстецы называли своим земным богом, т. е. Царю.
Помню — как трудно было протолкнуть наверх, а тем более к Царю какую-нибудь
мысль о серьезной перемене в Государственном аппарате; например — мысль о
необходимости упразднения привилегий гвардии, тормозящих службу армейского
офицерства и закрывающих дорогу для массы честных и деловых работников.
145
Электронное издание
www.rp-net.ru
Мысль эта казалась дерзновенной: гвардия была опорой трона, школой начальников
(громадное большинство их было из гвардии) не только в войсках, но и в гражданском мире
(сколько губернаторов и всяких сановников прошли только эту школу!); родством с нею
были связаны все русские власти!
Однажды Канкрин, тогда министр финансов, представил в кандидаты на пост
товарища министра финансов некоего X.— гвардейского офицера.
А разве X. знаком с финансовыми делами, служил в министерстве?— спросил
Император Николай I-й.
Нет, — ответил Канкрин, — но он из Конной гвардии.
А! — одобрительно протянул Государь, и принял кандидатуру.
И вот, ту самую Гвардию хотели низвести на степень... Армии!
Все доводы о вреде гвардейских привилегий разбивались о боязнь встревожить
правящий муравейник и погубить свою личную репутацию и карьеру, ибо такой
дерзновенный «докладчик» немедленно был бы взят под подозрение, как вредный либерал,
«левый»... И лучшие намерения разлетались, как прах. Храбрый Росс не раз отступал перед
собственной дерзкой мыслью — творить Правду во имя общего блага!
Так воспитывались не только военные, но и вся Россия. Правда не доходила до
верхов, а в особенности до Царя. А потому никто наверху не знал русской действительности
во всей ее ужасной наготе.
***
Зачем России реформы? — думали даже серьезные сановники,— России незачем
подражать «гнилой» Европе: она пойдет своей дорогой!..
У нас, слава Богу, нет парламента!— говорил премьер-министр Столыпин с трибуны
Государственной Думы...
И то говорилось после войны 1904–05 года; говорил человек, коего считали
«исключительным государственным умом»!
Всмотритесь в такого Столыпина, и вы увидите — как мало понимали русскую
действительность люди, стоявшие далеко от народной жизни!
Жилось им самим хорошо, а остальное — вредная фантазия, либерализм и проч.
На такой основе жили и «благоденствовали» русские верхи.
У нас, слава Богу, нет парламента! — говорил министр-председатель.
Шапками закидаем! — подпевали ему господа «патриоты».
Все обстоит благополучно! — успокаивало военное министерство.
Гром победы раздавайся! Веселися храбрый Росс! — вторили ему военные верхи и
середина.
146
Электронное издание
www.rp-net.ru
Но когда вместо грома победы раздавались громовые раскаты поражений (1855–56 г.,
1904–5 гг.), тогда во всем обвиняли... евреев, масонов, социалистов и всех — кого
вздумается, только не самих себя, не свои порядки и свое поведение!
Организованной общественной жизни не было в России; следовательно, не было и
того, что принято называть «общественным мнением». Откуда оно могло явиться, когда от
«обывателя» требовалось только послушание властям, а всякие рассуждения об общих —
государственных делах, и тем более их обсуждение, почиталось вредным либерализмом...
«Обыватель» должен был верить, что рачительное начальство обо всем печется, обо всем
думает...
Про то начальство знает!— говорил обыватель из низов.
