Я вспоминаю часто Генерала Н., и всегда с чувством нежной любви, как брата, как
друга, как сына, но не как учителя в ратном деле.
Это был «поэт любви», человек, благоговевший перед женщиной: рыцарь по
воспитанию и увлекающийся юноша по натуре. Я мог бы рассказать о нем много хорошего
как о человеке общества, компанейском офицере, добром сослуживце и удивительно
скромном начальнике, устранявшем от себя все похвалы за успехи на смотрах и маневрах.
Но с точки зрения оценки военных знаний и способностей русского командного элемента,
как двигательного центра того организма, который именуется Армией и который составляет
не забаву «верхов», а — страховую часть народного хозяйства — с этой точки зрения ни
175
Электронное издание
www.rp-net.ru
генерал Н., ни кто-либо другой из встреченных мною на службе начальников не были
типами положительными, образцовыми в военном смысле, хотя среди них были люди с
большими достоинствами.
Возьму на выдержку несколько примеров.
Генерал Гурчин — командир 19-го армейского корпуса в 90-х годах прошлого века, а
потом Командующий войсками Виленского военного округа. Человек скромный и
нетребовательный в личной жизни (качество весьма важное для военного вообще, а для
начальника в особенности): фанатически преданный службе, высоко честный и свободный от
всяких жизненных интересов кроме службы, вне ее. Холост, без увлечений, без тормозящих
службу привязанностей и обязательств. Казалось, налицо много данных для создания
большого генерала. А между тем — узость взглядов вообще, служебная мелочность,
рутинерство и, конечно, незнание существа военного дела — сводили «на нет» все
достоинства этого человека. Всматриваясь в него, вы отчетливо видели усердного,
старательного субалтерна 60-х годов, потом — заведующего ротной школой, заведующего
оружием в полку, начальника учебной команды и наконец образцового (по тогдашним
понятиям) командира роты. Вот что запечатлелось главным образом в этом почтенном
человеке и жалком военачальнике. Он был очень требователен и сух с подчиненными; редко
смеялся, мало говорил. Но требовательность его не шла дальше уставных мелочей и
сноровок солдатского и хозяйственного обихода. Изучить его вдоль и поперек было не
трудно, и в полках твердо знали требования командира корпуса: в казармах батальные
картины, суворовские изречения, таблицы нарядов на службу и т.п.; в кухне — раскладка,
доска для записи продуктов, вложенных в котел, разновесы, мерное ведро, машинка для
чистки картофеля, ящик для мясных «порций» и т. д.; в конюшне — таблица перековки,
список лошадей по взводам... Хорошо знал командир корпуса «наставление для обучения
стрельбе», и так как в кавалерии это было слабое место, то командир корпуса был грозою
особенно для конницы. Полевой устав ему не давался совсем. Он вовсе не знал полевого
устава: потому ли, что не знал вообще поля и жизни или потому, что Полевой устав был
издан в 80-х годах, т. е. тогда, когда генерал был уже не молод, — но в уставе этом он
путался, смешивая службу по нем со службой по Гарнизонному уставу (часовой, караул)...
Прослужив под начальством этого генерала 4 года, я научился у этого почтенного
человека только одному — как варится солдатская каша «на пару и всухую»!
Зато я не раз видел его беспомощность в поле и даже неумение читать карту!
О его преемнике — генерале Крюкове можно было бы и не вспоминать. Это была
совершеннейшая карикатура на большого начальника — и по внешнему виду и по
внутреннему содержанию. Если бы все мы не переживали сейчас невиданной еще миром
176
Электронное издание
www.rp-net.ru
трагедии — я рассказал бы много забавного про этого носителя большой военной власти,
знавшего церковную службу гораздо лучше, чем военное дело. Но сейчас тяжко вспоминать
все то, что в целом подготовляло всегда неготовность русской армии, а тем более —
