беспокойств. Но критика верхов и вообще все то, что могло вносить неудобства жизни и тем
более риск для карьеры, не допускались.
«Хотите ломать себе шею — ломайте сами, но меня не вмешивайте: наше дело —
исполнять приказанное».
Так обыкновенно говорил начальник тому ретивому подчиненному, который
подстрекал его на протест, возражение, доклад о существенных потребностях войск!
Подчинение, вернее — отдача себя в руки младших, наблюдалось в русской армии
очень часто. Стоило младшему быть ретивее к делу, как он тотчас же «седлал» своего
вялого, ленивого, эпикурействующего или легкомысленного начальника. Явление это
приписывалось особенно офицерам Генерального Штаба. Но это не совсем верно: такое
явление было везде, где начальник хуже подчиненного знал свое дело и положение вещей во
вверенной ему части. Так брали своих начальников «в руки» господа заведующие
хозяйством в полках, адъютанты, делопроизводители и другие шустрые и деловитые люди.
Особенно часто это бывало с командирами — «гастролерами», т. е. теми, кои командовали
полками короткое время или были очень молоды и неопытны в жизни и службе (офицеры
Гвардии и Генерального Штаба), или просто были ленивы, или легкомысленны и не
занимались, как следует, служебными делами. Так или иначе, но это явление было очень
распространено в русской армии и свидетельствует о начальническом неведении даже в
узкой сфере своих прямых обязанностей...
После Манчжурской войны многие обрушились на офицеров Генерального Штаба,
как на «мозг» Армии. Я же решительно стал защищать их и в печати, и на специальных
докладах в Штабе Н-го военного округа.
Я говорил, что Генеральный Штаб есть кость от кости, плоть от плоти всей русской
Армии; что для улучшения Генерального Штаба надо изменить в корне все условия жизни и
службы Армии и позаботиться об улучшении качеств строевых начальников, кои должны
174
Электронное издание
www.rp-net.ru
быть учителями и руководителями подчиненных им офицеров Генерального Штаба, а не их
учениками и «пешками» в их руках.
***
В апреле 1896 года я был переведен в Генеральный Штаб и назначен старшим
адъютантом штаба одной из кавалерийских дивизий, стоявших близ австрийской границы.
Здесь я прослужил 5 лет, настойчиво отказываясь от иных должностей: я желал овладеть
делом, на которое стал, и хорошо изучить все местные условия, дабы быть действительно
полезным для тех войск и начальников, при которых служил и которые мне доверяли вполне.
Частые переводы, перемены мест, столь практиковавшиеся в Генеральном Штабе, не дают
возможности хорошо ознакомиться с положением вещей на каждом месте службы и
способствуют дилетантизму на службе. Кроме того, штаб дивизии и есть ближайший к
войскам штаб, а я хотел быть ближе к войскам. Наконец, служба в провинции и близ
границы более приближает работу войск к вероятной будущей их работе на войне. Я не
раскаивался, что отказался от Севастополя, Варшавы и тем более от Главноштабского
табурета. Сидя 5 лет на одной должности, постоянно посещая полки дивизии, я хорошо
познакомился не только с областью строевого дела в кавалерии, но и с бытом войск, их
нравами, хозяйством и всеми особенностями службы армейского офицера и солдата.
Мало-помалу я сделался хозяином положения в дивизии, не только в канцелярии
штаба, но и в поле на смотрах, на учениях дивизии и на смотрах — экзаменах моего
начальства перед лицом грозного Генерал-Инспектора кавалерии.
Если бы я писал сейчас личные воспоминания, я должен был бы рассказать целый ряд
курьезных фактов, как, например, в поле, на первом же смотру Великого Князя в 1896
году — дивизией командовал (в прямом смысле слова) не Генерал-Лейтенант Н., а капитан
Генерального Штаба! То же было и на маневрах, предшествовавших этому смотру и
протекших весьма удачно для Генерала Н.
Радоваться такому явлению не приходится.
