занятие и что от правильности первоначальной постановки дивизии в резервный порядок
зависит все дальнейшее учение. Хороши взгляды старого кавалерийского генерала с
репутацией «выдающегося» кавалериста!
Правда, впоследствии взгляды эти сильно эволюционировали в сторону подвижности
и гибкости строя. Но по существу они остались все же линейными, фигурными и мало
пригодными для современной войны. Кавалерия, перешедшая с 1895 года в руки Великого
172
Электронное издание
www.rp-net.ru
Князя Николая Николаевича, в течение 10 лет проделывала то, чего она не может делать в
современной войне и вряд ли делала это и прежде, если не принимать Фридриховских
«плацевых» упражнений, коими он развлекал иностранцев, за боевую действительность. Но
критика в военном мире не процветала, а тем более критика действий Великого Князя. А
потому кавалерия бросилась в 1895 году ревностно изучать требования Великого Князя —
Генерал-Инспектора кавалерии. На смотры его посылались делегаты, кои привозили в свои
части: чертежи перестроений с командными словами, разные сноровки, а также особенности
Великокняжеских требований. Уже летом 1895 года по рукам ходили и были нарасхват в
кавалерии листки и целые тетради с чертежами «немых» учений полка, бригады и дивизии.
Начальники всех рангов изучали с трепетом эти чертежи, команды и сноровки, чтобы
«потрафить» грозному Инспектору. А Великий Князь действительно держал себя сурово и
неприступно, как человек не от мира сего, как полубог, но и как единственный носитель
каких-то кавалерийских истин и откровений.
Впоследствии для меня было ясно (особенно после Англо-Бурской войны), что наша
кавалерия идет ложным путем, увлекаясь плацевыми картинками, совершенно
неприменимыми в современном бою. Но тогда я заразился общим трепетом, тем более
понятным, что мне, как артиллеристу, кавалерийское дело было известно только по книжкам.
Помню, с какою неуверенностью я выехал на первое учение кавалерийской дивизии,
как священнодействовал, расставляя «линейных», с каким волнением ждал начальства и
начала учения. Мне хотелось проверить мои теоретические познания и поучиться
приложению теории на практике. Это было тем более легко на первых порах, что по своей
должности адъютанта Штаба дивизии я был скорее простым наблюдателем учения. Но
каково же было мое удивление, когда я скоро заметил, что при всем моем невежестве в
кавалерийском деле вообще и в дивизионном учении в частности из всех присутствующих на
учении чинов я — самый знающий!
Не помню — порадовало ли меня тогда это открытие; но хорошо помню, что я хотел
учиться, а не учить других.
Как сейчас вижу себя, штабс-капитана конной артиллерии, причисленного к
Генеральному Штабу, в центре группы начальников объясняющим перестроения резервного
порядка.
Вспоминаю это не с гордостью, а с горечью, тем более что такое явление, такая
необходимость преследовала меня без перерыва всю службу? Почти 25 лет, из года в год, изо
дня в день я наблюдал невежество верхов! И какое невежество? Не только то, о котором я
говорил выше, т. е. отсутствие военной доктрины и широкого понимания сути военного дела,
но даже невежество узкое «уставное»!
173
Электронное издание
www.rp-net.ru
Одной простой, бесхитростной добросовестности было достаточно, чтобы овладеть
делом, сделаться хозяином и господином положения.
И так во всех случаях, на всех должностях!...
Мне скажут: «ну вот, и хорошо: значит добросовестный и деловой человек мог и
вершить все дела и улучшать их во всех случаях?»
О нет, это далеко не так. Старшие (начальники) подчинялись младшим, как
пассажиры подчиняются шоферу автомобиля — пока он везет их по избранному пути к
намеченной цели. Подчинялись ради своих удобств и благополучия, видя, что дело идет
хорошо и что они избавлены от той работы, которая требует иногда значительной энергии и
