образом, всеми доступными средствами и приемами.
Уважение и доверие приобретается знанием своего дела. Хорошо, если начальник,
обучающий солдат, все может не только рассказать, но и показать сам. Необходим пример,
пример и пример — в обучении и в воспитании. Вот почему офицеры не должны позволять
себе в присутствии солдат, а начальники в присутствии подчиненных того, что запрещено
законом или вообще — что предосудительно и некрасиво, например, пьянство, оргии;
бесшабашные кутежи, брань, ссоры и т. п., что, увы, было весьма распространено в России.
Начальник — от мала до велика — должен крепко держать в руках вверенную ему
часть. Он должен знать все, что касается его части. Все должно идти от него и через него.
Все повинуется ему и равняется по нем. Но он и за все ответствен.
Так должна учить военная школа, особенно Академия Генерального Штаба, своих
учеников.
Мало учить: не учить, а — внушать, внедрять в сознание и волю, чтобы все идеалы,
указанные ученикам, слились с их существом и светили бы им всю жизнь как путеводная
звезда. Ничего этого в действительности не было.
Офицер, окончивший Академию, уносил с собою весьма легковесный багаж знаний
теории военного дела, легкую практику в съемке и слабое представление о движении войск
на карте, как на шахматной доске, т. е. без вопросов снабжения и без всех тормозов и
осложнений тыла и действительной обстановки военной жизни.
***
По окончании Академии я избрал местом своего служения Н-й военный округ, как
находящийся на важнейшем фронте и как округ, пользовавшийся репутацией «боевого»
округа.
171
Электронное издание
www.rp-net.ru
Действительность опять не оправдала моих надежд. В качестве «причисленного» к
Генеральному Штабу, я был назначен исполнять обязанности старшего адъютанта в Штабе
одной из кавалерийских дивизий.
В штабе этой дивизии велась обычная, «текущая» канцелярская переписка, вялая,
больше похожая на отбывание номера. Начальник Штаба — милый, воспитанный и
галантный офицер — службой себя не утруждал, а на жизнь смотрел с точки зрения: «не
волнуйтесь — все образуется». Это был типичный офицер Генерального Штаба из лучших, т.
е. незаносчивых, но в то же время умевший всегда держать себя с большим достоинством.
Но дело, военное дело в существе его, в глубинах своих, интересовало его мало.
Вновь прибывшего подчиненного он не взял в «обучение», не только в области
кавалерии, но и в области канцелярского дела. Пришлось, как и другим новичкам в
Генеральном Штабе (как большинству), нащупывать пути деятельности самому. Я
подчеркиваю это обстоятельство, ибо считаю, что не только начальник, но и всякий старший
обязан учить и направлять новичков службы и вообще своих подчиненных, должен делиться
с ними своими знаниями и опытом, должен приобщать их к своим идеалам, к своим
понятиям о службе и о всей совокупности военного дела.
Это ведь так естественно: когда человек занят серьезно и искренно каким-нибудь
делом, думает постоянно о нем — он делится своими мыслями с окружающими. Как же не
поделиться начальнику с подчиненным мыслями о том деле, служить коему они оба
призваны «не за страх, а за совесть»? Но за долгую мою службу я не встретил большого
числа начальников, которые считали своим долгом учить каждого прибывающего к ним
офицера и делиться с ним всеми своими знаниями и опытом, начиная от распорядков в
канцелярской работе, краткого писания бумаг и четкой подписи и кончая основами
воспитания войск и применения их на войне.
Первое мое «полевое» занятие как офицера Генерального Штаба в кавалерии было —
расстановка «линейных» для резервного порядка дивизии перед началом учения.
Представьте себе кавалерийскую дивизию, которая становится в резервный порядок
по «линейным»! Мало того, лицо, носившее громкий титул «помощника командующего
войсками по заведованию кавалерией», утверждало, что расстановка линейных — важное
