Филипп II Македонский - страница 99

Шрифт

Интервал

Согласно другой легенде, выставляющей Филиппа в менее выгодном свете, македонский царь отпраздновал с друзьями победу грандиозной попойкой.[604] Они так перепились, что утратили всякое чувство меры и в пьяном угаре вышли к пленникам, насмехаясь над ними и Демосфеном (бежавшим с поля боя). Один из афинских пленников, оратор Демад, который «был непобедим, полагаясь только на свой природный дар, и, выступая без всякой подготовки, брал верх над Демосфеном со всеми его предварительными размышлениями и трудами»,[605] не побоялся упрекнуть царя в недостойном поведении. Как пишет Диодор, Демад сказал Филиппу: «Царь, когда Рок дал тебе роль Агамемнона, не стыдно ли тебе играть роль Терсита?» Филипп тут же пришел в себя и пожалел о совершенных непристойностях, освободив Демада за смелость.

Эта история, вероятно, восходит к рассказу Феопомпа, осуждавшего поведение Филиппа после битвы:[606]

«Когда [афинские послы] удалились, Филипп немедленно послал за некоторыми из товарищей и велел позвать и флейтисток, и кифареда Аристоника, и флейтиста Дориона, и всех остальных своих обычных собутыльников: Филипп отовсюду набирал подобных людей и всегда имел наготове все нужное для самой попойки и ее участников. Буйный нравом и охочий до выпивки, он постоянно держал при себе скоморохов, музыкантов и шутников. Пропьянствовав с ними целую ночь и напившись до потери рассудка, под утро он всех разогнал, а сам пошел пировать с афинскими послами».

^{>Рис. 16. Херонейский лев}

Феопомп считал Филиппа безнравственным пьяницей, и этот рассказ, скорее всего, является выдумкой, призванной показать, какими мерзавцами были царь и его приближенные. Впрочем, в нем должна была содержаться хотя бы крупица истины, в противном случае он не оказал бы влияния на дальнейшую традицию. Несомненно, в его основе лежали сведения о привычках македонян, славившихся неумеренным употреблением неразбавленного вина. Очевидно, Филипп не мог не выпить на радостях, но он прекрасно понимал, что в это время, когда ему предстоит улаживать дела с греками, не стоит устраивать крупные попойки.

Это подтверждает и Юстин, который, несмотря на свое враждебное отношение к Филиппу, пишет, что после битвы[607]

«Филипп весьма хитроумно затаил в душе радость по поводу этой победы. В этот день он даже не принес обычных в таких случаях жертв, не смеялся во время пира, не допустил во время трапезы никаких игр, не было ни венков, ни благовоний, и, насколько это зависело от него, он держал себя после победы так, что никто не чувствовал в нем победителя. Не царем Греции он велел называть себя, а ее вождем. Он так умело скрывал свою радость перед лицом отчаяния своих врагов, что ни его приближенные не замечали, чтобы он чрезмерно радовался, ни побежденные не видели в нем злорадства».

Налаживание отношений с отдельными государствами

Почтив память павших македонян и дав указания насчет пленников, царь обратился к определению условий мирного соглашения с государствами, выступавшими против него. Он начал с фиванцев, возможно, с радостью воспользовавшись возможностью отомстить за прежние обиды, которые он терпел во время своего вынужденного пребывания в Фивах в юные годы. Он сурово обошелся с Фивами, подобно тому, как в 348 году он поступил с Олинфом, который также нарушил клятву верности.[608] Фиванцы должны были выплатить выкуп за право предать погребению своих воинов, погибших в бою (включая Священный отряд), а тех, кто попал в плен, Филипп продал в рабство. Хотя Беотийский союз не был распущен, фиванцы утратили свою гегемонию. Города, которые они разрушили в прошлом (этой участи подверглись Платеи и Феспии в 373-м и Орхомен в 371 году), теперь надлежало восстановить и заселить изгнанными жителями. Эти люди обладали хорошей памятью, и в 335 году именно граждане этих трех городов, вошедших в Коринфский союз, решили судьбу своих заклятых врагов, проголосовав за разрушение Фив. Таким образом, Филипп вернул Беотийскому союзу федеративное устройство, то есть ту форму, в которой он был когда-то создан, отняв гегемонию у фиванцев. Хуже того, Филипп поставил в Фивах македонский гарнизон и вызвал изгнанников, ранее высланных из города политическими соперниками, выбрав из их числа 300 человек, которых назначил правителями города, введя в нем олигархическую форму правления.