Во-вторых, чтобы держать в узде Фивы, Филиппу нужны были независимые Афины, поддерживающие с ним дружественные отношения, так как афинян не следовало недооценивать. Афины все еще оставались самым могущественным греческим полисом и, кроме того, всегда могли возмутить против Македонии остальных греков — спустя 14 лет, в 324 году, казначей Александра Гарпал, разворовавший вверенную ему казну, бежал в Афины, надеясь убедить греков объединиться против македонского царя. Поражение при Херонее было сокрушительным, но афиняне умели быстро восстанавливать свои силы: они уже не раз терпели поражения и оправлялись от ударов за несколько лет. В самом деле, как утверждают, в середине и конце IV века они проводили здравую внешнюю политику, которая в военном и дипломатическом отношении имела шансы остановить Филиппа (а временами действительно нарушала его планы).[617]
Теперь антимакедонская политика Демосфена полностью провалилась. Очевидно, его нельзя было посылать на переговоры с Филиппом, и в любом случае он благоразумно решил на время уехать из Афин, получив задание обеспечить поставки хлеба.[618] Позднее на двух судах его обвиняли в бегстве, и эти обвинения не так уж далеки от истины.[619] Поскольку Демаду доверяли, по-видимому, и Филипп, и афиняне,[620] то Народное Собрание послало на переговоры с македонским царем его вместе с Эсхином и Фокионом. Немногие в Афинах могли спать спокойно, пока не вернулось это посольство.
Ко всеобщему облегчению, по возвращении послы сообщили условия Филиппа, которые оказались весьма мягкими.[621] Городу не грозили ни македонский гарнизон, ни установление олигархии. Демократические порядки Афин оставались без изменений, и это означало, что город и дальше сохранит свою свободу и независимость. Филипп не требовал выдачи политиков антимакедонской партии и не собирался предпринимать никаких шагов, направленных на снижение роли и влияния Афин в Совете амфиктионии. Точно так же не поднимался вопрос об афинском флоте, и, кроме того, Филипп возвращал Афинам пограничный город Ороп, захваченный фиванцами в 366 году.[622] Однако Второй Афинский Морской союз подлежал роспуску, а клерухи из Херсонеса, так давно осложнявшие отношения между Македонией и Афинами, должны были уехать обратно в Афины. В возмещение ущерба Филипп позволял городу и дальше владеть «традиционно» принадлежавшими им островами Лемносом, Имбросом, Скиросом и Саламином, к которым он добавил Делос и Самос.[623] Фокион советовал Народному Собранию принять условия македонского царя,[624] и афиняне официально заключили с ним договор о дружбе и союзе.[625] Возможно, имеется даже фрагмент надписи, на которой запечатлен этот договор. Так закончилась вторая война (340–338 гг.) между двумя державами.
Афиняне даровали гражданство Филиппу и Александру и поставили на Агоре конную статую Филиппа.[626] Однако эти жесты не следует принимать за признаки сколь-нибудь значительного изменения общественного мнения в пользу Македонии, и, вероятно, Филипп прекрасно это понимал. Так, гражданство или по крайней мере убежище было предоставлено всем беженцам, укрывшимся в Афинах от Филиппа, в том числе фиванским изгнанникам, выдворенным из Акарнании вождям демократической партии, а также халкидским тиранам Каллию и Тавросфену, чье присутствие в Афинах, скорее всего, означало, что Филипп потребовал от афинян разорвать союз с Эвбеей. Гиперид был привлечен к суду за предложенные им чрезвычайные меры после битвы при Херонее, но был оправдан. Защищаясь, он сказал: «Не я предложил этот указ, а Херонейская битва».[627]
Об истинном отношении афинян к Македонии лучше всего можно судить по деятельности Демосфена. Вернувшись в Афины, он, по его же словам, «ежедневно привлекался к суду» и поэтому нуждался в помощи сторонников, вместо него проводивших его предложения на заседаниях Народного Собрания.[628] Тем не менее ему удалось войти в Совет десяти, надзиравший за городскими укреплениями, и был избран казначеем зрелищной казны на следующий год.[629] Кроме того, именно ему доверили произнести поминальную речь (
