Филипп II Македонский - страница 87

Целесообразность такого решения справедливо ставится под сомнение: если он не мог взять Перинф со всем своим войском, то как он мог надеяться захватить Византий, обнесенный прочными и высокими укрепленными стенами,[531] лишь с половиной армии?[532] Возможно, он рассчитывал на фактор неожиданности. Однако вести о его приближении опередили его войско, так как, вероятно, он задержался у Селимбрии (скорее всего, он осадил этот небольшой город, и тот быстро был захвачен). Возможно, он оставил в ней гарнизон, еще больше ослабив свое войско, которое привел к Византию.[533] Может быть, он полагал, что византийцы исчерпали свои ресурсы, оказывая помощь Перинфу. Однако это тоже было ошибкой, поскольку почти сразу после того, как он подошел к городу, Византий получил воинов, деньги, припасы и даже снаряды для катапульт от Хиоса, Коса, Родоса и Персии.

Вероятнее всего, Филипп не ставил перед собой цель захватить Византий, учитывая его мощную оборону и невозможность блокировать его с моря, чтобы пресечь доставку припасов: оба этих обстоятельства такой умелый стратег, как Филипп, должен был оценить заранее. Я полагаю, что он использовал эту осаду прежде всего для того, чтобы спровоцировать афинян, которым объявил войну. Такое предположение кажется еще более оправданным, поскольку, очевидно, Афины еще не осознали в полной мере смысла письма, которое направил к ним македонский царь и в котором то самое объявление войны было высказано в несколько завуалированном виде. Принимая во внимание важность Геллеспонта (а таким образом, и Византия) для Афин, Филипп, возможно, рассчитывал сделать из Византия новый Амфиполь. Иными словами, ему было выгодно, чтобы Афины послали флот на соединение с силами Хареса, а словесная война переросла бы в боевые действия в Херсонесе. Так как теперь он имел совершенно другие намерения относительно устройства греческих дел, чем те, которые он питал в 346 году, то для него было важно как можно быстрее покончить с этой новой войной. Чтобы добиться этой цели, нужно было вынудить афинян действовать.

Диодор приводит множество подробностей об осаде Перинфа, но не так многословен, когда речь заходит о Византии. По-видимому, однажды ночью македоняне почти проломили его стены, но в городе залаяли собаки, и защитники сумели отразить нападение. Эта осада имела важное значение в том числе и потому, что именно здесь впервые была использована торсионная катапульта, разработанная инженерами Филиппа (схема 2).

Должно быть, Филипп прекрасно понимал, что, как столько вести об осаде донесутся до Афин, они переполошат весь город. Так и случилось. Вскоре после этого антимакедонская политика, которую с такой настойчивостью, не гнушаясь прямым обманом, проводил Демосфен, принесла щедрые плоды. Афиняне разрушили стелу, на которой был записан текст Филократова мира: очевидно, они наконец осознали, что идет война.[534] Они назвали эту (вторую для них) войну с Филиппом «войной за Византий» и, как и предполагал Филипп, немедленно послали на север флот под началом Кефисофонта и Фокиона для совместных действий с Харесом.[535] Фокион располагал в Византии связями, и его впустили в город. Благодаря афинской поддержке Византий продолжал отбиваться от македонян всю весну и часть лета 340 года.[536] Филипп оказался прав: Византий действительно стал для афинян восточным Амфиполем.

Как именно и в какой последовательности разворачивались события, не вполне ясно, в том числе и из-за того, что, по словам Демосфена, Афины объявили войну Филиппу только после того, как он захватил афинский торговый флот с зерном.[537] Скорее всего, он ошибается: афиняне объявили войну македонскому царю до захвата их флотилии и во время осады Византия, как показывает само название войны, свидетельствующее о том, что яблоком раздора был Византий.[538] Они не понимали, что Филипп уже объявил им войну и потому называл афинские корабли «военными трофеями».[539] Собственно, с этой точки зрения он и считал себя вправе захватить флот с афинским хлебом.[540]