Филипп приказал Пифону обличить клевету, распускаемую на его счет, и передать Народному Собранию, что он готов пересмотреть Филократов мир, сделав из него не двухстороннее, а многостороннее соглашение. Таким образом, любое государство, пожелавшее присоединиться к миру, становилось бы союзником и Македонии, и Афин. Новое соглашение легло бы в основу всеобщего мира, от которого Филипп наотрез отказался в 346 году и к которому в то время призывал Демосфен. Однако теперь у Филиппа не было выбора, если он хотел сохранить союз с Афинами и успокоить афинян, встревоженных усилением его влияния, особенно на Пелопоннесе.
Кроме Пифона, в Афинах тогда находился и посол от Великого царя Артаксеркса III Оха. Персидский владыка собирался вторгнуться зимой 343 года в Египет и просил помощи (прежде всего военной) у многих греческих государств. Ему согласились помочь Фивы и Аргос, но афиняне ответили отказом, хотя (как и спартанцы) и подтвердили дружбу с Персидской державой.[459] Выступив перед Народным Собранием, Пифон заявил, что Филипп хочет и дальше жить в мире с Афинами и стремится «снискать дружбу афинян предпочтительно перед всеми греками».[460] Когда он сообщил главное предложение Филиппа о превращении Филократова мира в всеобщий мир, и сказал, что Филипп приглашает афинян внести в него любые другие изменения, какие им будет угодно, Народное Собрание громко одобрило его выступление. Побуждаемые Эсхином афиняне приняли решение расширить Филократов мир, включив в него любое греческое государство, которое пожелает к нему присоединиться. Поймав Филиппа на слове, Собрание, кроме того, предложило внести условие, по которому члены договора должны вместе защищать любого союзника при угрозе нападения на него. Это предложение вряд ли вызвало бы возражения у македонского царя, так как оно соответствовало духу всеобщего мира.
Итак, пока что для Филиппа все складывалось хорошо. Но затем к кафедре вышел Демосфен и произнес речь, «Вторую филиппику», которую, вероятно, он сам читал важнейшим шагом в развернутой им кампании против Филократова мира. Он отметил (как выяснится позднее, совершенно справедливо), что по новому соглашению Афины окажутся оторванными от своих союзников, так как в прежнем двустороннем мирном договоре каждый гегемон (Афины и Филипп) приносили присягу за себя и за своих союзников. Положение Афин в греческом мире, подчеркнул Демосфен, значительно ослабнет. Затем он заявил, что Филипп плетет козни против Мегар и замышляет уничтожить Афины. Он предложил собственную поправку в том, что касалось союзников и владений, потребовав изменить слова «то, чем владеет каждая сторона» на «то, что по праву принадлежит каждой стороне», и закончил речь нападками на Эсхина. Его поправка может показаться несущественной, но на самом деле она имела далеко идущие последствия, поскольку возобновляла притязания Афин на Амфиполь, Потидею и фракийские крепости, укрепленные Керсоблептом и Харесом в 347 году.
Вслед за Демосфеном выступил Гегесипп. Он пошел еще дальше и предложил издать указ, по которому Амфиполь и фракийские поселения должны быть возвращены Афинам. Конечно, это было абсурдное предложение, но народ, как это часто бывает, возбужденный не смыслом сказанного, а риторическим искусством и находясь в плену эмоций, одобрил поправку Гегесиппа, также потребовав вернуть Галоннес (остров у побережья Фессалии). Этот островок принадлежал Афинам, но в 346 году его захватил пират Сострат, превративший его в базу для своих разбойничьих нападений. Очевидно, в то время эти события не обеспокоили афинян, так как они не предприняли попыток выбить Сострата с Галоннеса, как позднее их не встревожили действия Филиппа, изгнавшего пиратов и поставившего на острове македонский гарнизон (эти действия свидетельствуют о его озабоченности проблемой пиратства). Когда соседний остров Пепарефос (союзник Афин) захватил Галоннес, Филипп тут же отправил туда войска и вернул его под свою власть. Таким образом, Филипп полагал, что его действия и бездеятельность афинян дают ему все основания считать Галоннес своим владением.
