Филипп II Македонский - страница 34
Еще более показательным примером финансовой ямы, в которой очутились Афины, служит то обстоятельство, что в 348 году суды были вынуждены приостановить свою работу, поскольку государство не могло выплачивать гелиастам (судьям) установленную плату — три обола в день.[221] Судя по свидетельствам источников, афиняне осознавали эти мрачные перспективы и пытались исправить положение. Первая политическая речь, произнесенная Демосфеном перед Народным Собранием в 354 году, «О симмориях», была посвящена внешней политике и финансовым вопросам. Ксенофонт в трактате «О доходах» (Роrоі) рассматривал пути к пополнению казны и развитию торговли. Их предложения по большей части не были приняты, но финансовое положение Афин существенно укрепилось трудами Диофанта и особенно Эвбула.[222] Последний был архонтом в 370–369 годах, но особое влияние он приобрел, заключив мир, который положил конец Союзнической войне в 355 году. При Эвбуле Афины вышли из финансового кризиса, и более того, ему удалось подготовить почву для новой попытки экспансии. Он уделял большое внимание строительству и расширению Пирея (порта Афин) и поощрял торговлю. Однако важнее всего то, что он провел реформу афинского бюджета, направляя часть прибылей в военную казну, которая оплачивала военные расходы (самую крупную расходную статью городских финансов). Вероятнее всего, именно он в 350-х годах (а не Перикл в предыдущем столетии) создал новую казну, которая называлась «зрелищной». Ей заведовал казначей, назначавшийся на 4 года. Сюда ежегодно вносилась фиксированная сумма денег, а также излишки из не потраченных бюджетных доходов. Зрелищная казна выдавала деньги беднякам, чтобы они могли посещать общественные празднества и представления. Однако львиная доля денег уходила на нужды Афин и их порта Пирея, на стимуляцию экономики, и потому их часто называли «клеем демократии».[223] По закону, принятому по настоянию Эвбула, их нельзя было расходовать на любые другие цели (например, на военные действия). Поскольку эта казна была неприкосновенна, ораторы в Народном Собрании не имели права предлагать ничего, что могло бы нанести ей ущерб или перераспределить ее запасы. В противном случае они могли подвергнуться судебному преследованию.
Зрелищная казна превратилась в значительный финансовый ресурс, а ее казначеи приобрели большое политическое влияние. Поэтому в 350-х и начале 340-х годов Эвбул играл большую роль не только в афинских финансах, но и в политической жизни. Его времена с ностальгией поминались ораторами в период, последовавший за победой македонян при Херонее, когда Греция оказалась под безраздельной властью македонских царей. В речи против Демосфена, произнесенной в 323 году, Динарх сравнивает обвиняемого с Эвбулом:[224]
«Где триремы, которые построил этот человек [Демосфен] для города, как в свое время Эвбул? Где порты, построенные под его руководством? Усилил ли этот человек конницу, издав декреты или законы? После битвы при Херонее, когда предоставлялась такая возможность, какие войска он набрал для войны на суше или на море? Какое украшение для богини принес этот человек в Акрополь? Какие здания Демосфен воздвиг на рынке, в городе или где-либо в Аттике? Никто не мог бы показать!»
В основе сочинений Демосфена и Ксенофонта, которые мы упоминали выше, лежала мысль о том, что во внешней политике Афины должны отказаться от заключения наступательных союзов и хранить мир, который и принесет им экономическое процветание. Благодаря Эвбулу Афины на самом деле стали придерживаться осторожной внешней политики и избегали дорогостоящих или неблагоразумных шагов. Так, в 353 году, когда к Афинам за помощью в борьбе против Спарты обратился Мегалополь (в Аркадии), просьба была отклонена. В 352 году, когда изгнанные с Родоса демократы пытались заручиться поддержкой Афин для возвращения на родину, предлагая вернуть Родос в орбиту афинского влияния, Эвбул убедил Народное Собрание отвергнуть это предложение. По обоим поводам выступал с речами Демосфен, настаивая на оказании помощи просящим, но оба раза его вмешательство ни к чему не привело.
