Но знать не одна только являлась деятелем на Генеральных штатах: она опиралась на народ, который участвовал в заседаниях Генеральных штатов и с которым знать должна действовать заодно и согласно. Этим достигалось то необходимое сочетание элементов: монархического, аристократического и народного, та форма правления, которую выше всего ставил Готоман. Отсюда образовывалась гармония, происходящая от согласия разнородных звуков; лица высшего, среднего и низкого происхождения соединялись, связывались вместе и своим союзом достигали главной своей цели: устроить благо народа[1265]. Такое сочетание было и мудро, и полезно: во-первых, потому что сила совета зависит от участия в нем многих лиц, известных разумом; во-вторых, что из свободы необходимо вытекает общее правило, что на чей риск ведется дело, тех советом и властью оно должно управляться, или как говорится в народе: что касается всех, то должно быть ведено с согласия всех; и, в-третьих, что ближайшие советники короля и главные правители общественных дел должны сдерживаться страхом собрания, в котором свободно излагаются мнения граждан[1266].
Такое-то политическое устройство, подобную-то конституцию, которая была выработана разумом предков, которая когда-то, даже еще не очень давно, сохраняла всю силу, предлагал Го-томан Франции, так как в ней одной и видел якорь спасения для страны, вверженной в пучину бедствий именно вследствие нарушения королями этой конституции. Нет сомнения, что у него нет строгой и полной системы, нет ответа на многие вопросы, которые могли задавать даже современники, нет указаний на частности, на отношения элементов, входящих в состав государства, но зато главный вопрос, вопрос о правах короны, об отношениях к ней знати и народа поставлен ясно, разрешен с возможною полнотою, и притом разрешен именно в том смысле, в том духе, который соответствовал потребностям и партии, и тех недовольных, которые в созвании Штатов, в изменении существующего порядка, ложившегося страшною тяжестью и на знать, и на народ, видели единственное средство исправить существующее зло. Король, обуздываемый знатью, король, власть которого ограничивается собранием Штатов; вот тот идеал правления, который одинаково дорог был и Готоману, и многим из его современников.
Но Готоман не ограничился чисто теоретическим изложением своей системы, — человек дела и жизни, он на каждом шагу имел ввиду интересы времени и давал ряд основанных на фактах и примерах прошедшего советов, которые были особенно пригодны для того положения, в каком находилась партия, публицистом которой он был. Его цель заключалась отчасти и в том, чтобы убедить членов своей партии устранить от управления лиц, вредное влияние которых и враждебность к интересам и знати, и гугенотов, сделались вполне очевидны. Франции грозила опасность подпасть под власть Генриха Анжуйского и его матери, Екатерины Медичи, этих злейших врагов свободы и истины, этих творцов Варфоломеевской резни. Теория избрания королей явилась у Готомана как средство устранить опасного преемника Карла IX и посадить герцога Алансонского на престол. Подробные комментарии к салическому закону[1267], ряд доказательств, почерпнутых из статутов и кутюмов Франции, что женщины всегда устранялись от управления государства, послужили основаниями отвергать у Екатерины Медичи право на ту роль, которую она играла в событиях, и отдать принадлежавшую ей власть в руки знати и принцев.
* * *
Таковы были те цели, к достижению которых стремилась гугенотская партия. Она добивалась теперь открыто восстановления старого порядка вещей и начала на юге решительную борьбу с властью, имея ввиду именно достижение этих заветных своих мечтаний. Она не поколебалась сделать ряд уступок среднему сословию и благодаря его поддержке и крайней слабости правительства образовала на юге силу, которая с каждым днем грозила увеличиваться все более и более. У союза, образовавшегося на юге, были все средства вести войну: у него были деньги, довольно значительное войско, лучшие крепости, сочувствие гугенотского населения. Блестящая перспектива открывалась перед ним: Виллар был уничтожен, Данвиль колебался и постоянно стремился дать отдых протестантам, заключая с ним перемирия. И в это время, при таких благоприятных условиях, гугенотам даю эдикт, который содержит в себе меньше гарантий, чем тот, который они получили в 1570 г., после того, как их жестоко разбили в двух сражениях, и власть имела все шансы в руках уничтожить их совсем. Могли ли они принять его? Могли ли удовлетвориться жалкими гарантиями и правами, которые он давал им?
